"Рю Мураками. Танатос ("Меланхолия" $3)" - читать интересную книгу автора

изначально было недифференцированным, я не знаю, когда оно стало
оформляться, но я ничего не могла поделать, когда мой отец напивался, он
изменялся до неузнаваемости, я была старшей дочерью в семье и он меня очень
любил, но вечером, когда он напивался, он становился совершенно невыносимым,
я пыталась вступиться за мать и младшего брата, но отец пьяный сильно
отличался от отца трезвого, и с этим ничего нельзя было поделать, мы с
матерью решили относиться к этому, как относились бы к сильному дождю,
снежной буре или тайфуну, не это ли и обусловило мой отказ от каких-либо
дальнейших попыток? Когда вы сказали, что это ненависть, я вспомнила
комнату, где я дожидалась очереди на прослушивание, и ресторан, где я
увидела вас вторично, глядя по сторонам, слушая, что творилось вокруг, я
думала о том, как все это прекрасно, а мгновение спустя я решила, что все
равно ничего не могу с этим поделать, но тем не менее я не ушла, когда люди
перестали обращать на вас внимание; в принципе ненависть испытывают к тому,
кто сделал возможными ваши отношения с людьми; тот, кто способен на сильную
и постоянную ненависть, уходит или же выказывает агрессию, мечет громы и
молнии, он будет стараться разрушить эти отношения"; я же, ненавидя, ничего
не могу сделать, моя ненависть остается статичной, четко разделенной на два
направления: не против моих отношений с людьми, а против места и против меня
самой, она больше не развивается, она остается такой же, поэтому-то я
смирилась и стала терпеть, а для этого мне постоянно что-то требуется, и это
что-то я называю красотой, я нуждаюсь в чем-то прекрасном, способном
заморозить мою ненависть, но это же глупо, ибо красоты не существует, ну,
быть может, только лишь в воображении, а так она может существовать
исключительно при наличии угрозы ее разрушения, как только она приходит в
состояние стабильности, красота исчезает, а я, как только нахожу что-нибудь
действительно прекрасное, инстинктивно стараюсь сохранить его нетронутым,
"законсервировать", тогда как учитель жил в состоянии непрекращающейся
опасности, главным образом из-за того, что он вводил неизвестные элементы в
наши с ним отношения: музыкальная комедия, эта женщина, звавшаяся Кейко
Катаока, множество других, наркотики, садомазохистский секс, музыка стран
Восточной Европы, цыганская, кубинская, бразильская, путешествия ради смены
места - все, что только могло прийти ему в голову, но у него было еще
что-то, чего я никогда не понимала, у меня все еще остается сомнение, что
было для этого человека, называвшего себя Язаки и которого я зову учителем,
важнее всего? Была ли это я или же все то, что он привносил в наши
отношения?
Лично я думаю, что вряд ли моя персона представляла для него такую
великую ценность - да и могла ли я даже думать об этом при такой заниженной
самооценке; а может быть, оба аспекта были ему одинаково важны, как один,
так и второй, но тот, кто отказался от активного вмешательства в жизнь,
нуждается в четком разграничении между этой самой жизнью и собой; Кейко
Катаока, даже когда она, развратно причмокивая, облизывала мою грудь,
неистово меня ненавидела, думаю, это была не ревность, она сказала мне, что
ненавидит, и я ее тоже ненавидела, не из-за того, что она была больше меня
или лучше танцевала, а потому, что она не отказывалась от своей активной
позиции; в ресторане нам подавали закуски, суп, еда буквально таяла на языке
и ласкала желудок, мы пили вино и "Арманьяк", но я не могу припомнить, о чем
мы говорили с Язаки, сам же он говорил прямо, без обиняков: "Я частенько
наведываюсь сюда нажраться, но прихожу сюда обязательно с девушками