"Рю Мураками. Танатос ("Меланхолия" $3)" - читать интересную книгу автора

к дороге с обеих сторон, что был виден лишь небольшой клочок ночного неба. В
этом небесном прямоугольнике проплывали вытянутые белесоватые облака.
Актрисе показалось, что вот-вот пойдет дождь.
"Здесь, - говорил Язаки, - и только здесь можно почувствовать близость
ночи. В южных странах ночь обычно мягкая. На севере ночи жесткие, колючие.
Но здесь - совсем другое дело. Конечно, немалую роль играют все эти огни,
теплые и холодные одновременно. Но все равно здесь чувствуется, что ночь
живая. И пока мы шагаем, ночь касается нас своими пальцами. Иногда я
спрашиваю сам себя, сколько же раз в жизни можно почувствовать, что и жизнь
тоже живая".
Парк напоминал внутренности какого-то животного. Темный, влажный,
наполненный одуряющими и чувственными запахами. Казалось, там царил
первозданный хаос: на земле валялись перезрелые плоды; в кустах -
полуразложившиеся трупики мелких животных; разбитая бутылка, из которой
вытекло и пропитало все вокруг ее содержимое, судя по всему ром или водка;
известковый песок, состоящий из раскрошенных панцирей моллюсков; рои
насекомых, спешивших совокупиться, пока не начался дождь, прямо в полете;
деревья с мясистой корой, дышавшие повинуясь ритму ветра.
Изабелла сидела на скамейке, пьяная. Но, заметив их, она все же
поднялась навстречу. Как показалось Рейко, она была скорее похожа на
панк-рокера, нежели на поэта, трубадура, исполнительницу народных песен. В
руках она держала гитару, на ее носу, несмотря на то что была темная ночь,
сверкали солнечные очки. Роста она была высокого, но очень худая, в майке и
черных джинсах, на ногах у нее были истрепанные донельзя сандалии. Певица
подошла поближе, бормоча что-то насчет того, что, мол, на Кубе нигде не
достать струн для гитары. "Но зачем вы пришли сюда? Я ждала вас, но сейчас
я, как видите, выпимши". Язаки взял ее за руки и сказал прямо в ухо: "Мы
специально прилетели сюда из Японии, чтобы увидеться с вами". Изабелла
оттолкнула его, в темноте фальшиво запела струна. Откуда ни возьмись,
показалась собака, которая залаяла на нее. Изабелла переложила инструмент в
левую руку, схватила освободившейся правой булыжник и метнула его в псину.
Камень угодил собаке в голову, она взвизгнула и исчезла в кустарнике.
Послышался звук, похожий на щелчок затвора фотоаппарата. Обратив собаку в
бегство,
Изабелла приблизилась к актрисе. "Любишь этого типа?" спросила она,
показывая подбородком на Язаки. Актриса, не понимавшая по-испански, стояла
молча. Язаки перевел. А затем добавил: "Только говори честно. Она чувствует
ложь. И если она поймет, что мы ей лжем, то она откажется петь". Вспомнив
несколько испанских слов, актриса проговорила: "Да, люблю". При этих словах
Изабелла состроила гримасу и начала сердиться. Актриса запаниковала:
"Неужели я соврала? Значит, в действительности я не люблю учителя? и она
сейчас откажется петь?" Употребляя выражения, которые не понимал даже Язаки,
Изабелла стала осыпать их обоих бранью, так что было слышно, наверно, по
всему парку. Закончила она со словами: "Дайте выпить, что ли". Язаки тотчас
же достал из сумки бутылку "Каррибеап Клаб" - рома семилетней выдержки,
сорвал пробку, но для начала исполнил необходимый ритуал, как того требовала
сантерия. Дело в том, что когда открываешь новую бутылку, следует выплеснуть
несколько капель в качестве приношения божествам, причем если находишься на
улице, выплескивать надо на землю, а если в помещении - то в угол. Глядя на
эти выкрутасы, Изабелла показала в сторону Язаки пальцем и разразилась