"Рю Мураками. Танатос ("Меланхолия" $3)" - читать интересную книгу автора

голубого цвета насколько хватает глаз. Но слова "голубой" недостаточно для
описания цвета этого моря. Это не тот голубой цвет, о котором мы знаем с
детства. И не то чтобы здесь были какие-то оттенки, нет, сама суть цвета -
контрастность, освещенность, насыщенность - делает его столь необычным.
Берега здесь, как правило, каменистые. Пробиваясь сквозь прибрежные камни,
волны принимают различные геометрические формы и тотчас же рассыпаются
бисером. На песчаных местах берег сразу же отделяется стеной влажных
джунглей, а на каменистом побережье непосредственно за пляжем начинается
полоса красной земли. Она покрыта короткой травой, а по мере продвижения
вглубь начинают встречаться коровы и козы. Потом идут оливковые рощи и поля
сахарного тростника. Дождавшись, когда актриса на секунду прервет свое
повествование, я спросил ее, что она думает об этом море.
- Но я не знаю, - был ответ.
- Иногда, когда я смотрю на море, мне приходит в голову мысль о смерти.
Это так печально.
- И вы полагаете, что в этом виновато море?
- Нет, конечно, - ответил я, и она одобрительно кивнула. Когда я
говорил, что море погружает меня в депрессию, мои
японские друзья часто отвечали, что это потому, что я стал
сентиментальным. Что ж, может быть. Но они, говорившие мне, что я стал
сентиментален, никогда не видели своими глазами, какое море на Кубе. А тот,
кто придумал слово "голубой", видел ли он? Сомневаюсь. Если он видел, то
даже не стал бы спрашивать себя, соответствует ли это море слову "голубой"
или, там, "красный". Здешнее море в некотором смысле отрицает существование
человека, во всяком случае мне именно так кажется. Я сказал об этом актрисе.
"Но не кубинцев", - пробормотала она. Минуту спустя она снова начала
рассказывать о том путешествии. Но в ее рассказе было еще меньше веселого.
Только следующей ночью они попали в Ольгуин. И там собралось великое
множество музыкантов, ожидавших прослушивания. Даже дико уставший, даже если
бы это могло продлиться до следующего утра, Язаки все равно старался
прослушать всех. Актрисе даже показалось, что он слишком уж миндальничает с
кубинцами. Когда она сказала об этом, Язаки рассмеялся и заметил: "Очень
может быть! Но не забывай, Рейко, мы здесь собираемся слушать не нашу родную
музыку. Эта музыка принадлежит кубинцам. Мне она нравится, но я не хотел бы
думать, что она принадлежит также и мне". Она помнила всю свою жизнь с Язаки
вплоть до мельчайших подробностей. В Ольгуине была даже мексиканская группа.
Музыканты носили широкополые шляпы, почти все были гитаристами, короче, все
как положено. Певец и руководитель был белый, страдавший гемиплегией. "Вот
чего я никак не могу понять, - бухтел Язаки, - так это зачем в городке,
находящемся в двух днях езды от Гаваны, в городке, где столько замечательных
оркестров, нужна еще и мексиканская группа? Мало того, здесь можно найти
певцов получше, чем этот тип. Зачем его вообще взяли? И зачем им нужен
руководитель-паралитик? Нет, я не понимаю. Действительно, в этой стране
столько всего непонятного, что иногда я не верю своим глазам!" Но все-таки
было видно, что он говорит это не со зла. Ему было интересно сталкиваться с
вещами, которые он не понимал.
Актриса не помнила названия той деревни, но на дороге в
Сантьяго-де-Куба был небольшой ресторанчик, что-то вроде мюзик-холла, где
давали представления в стиле гуахира. Вокруг их столика сразу собралось
гитаристов двадцать, не меньше. Также ожидалось выступление Серины Гонсалес,