"Айрис Мердок. Бегство от волшебника" - читать интересную книгу автора

изучении клинописных табличек. О, как счастлив был бы Питер, если бы методы
оказались абсолютно тупиковыми. Тогда он попросту вычеркнул бы их как
пройденный этап. Увы, хотя методы эти и не дали результатов, достойных
серьезного обсуждения, они все же привели к ряду намеков, указали на ряд
возможностей, которые, как представлялось, имеет смысл испробовать, но при
этом было ясно, что ничего решающего ждать не приходится. Кляня самого себя,
Питер Сейуард тем не менее продолжал исследование, и вот оно уже стало
поглощать большую половину его рабочего дня, а сны стали наполняться танцем
кошмарных иероглифов.
Зимой и летом в комнате, где работал Питер, топилась печь, за которой
следила экономка Сейуарда, мисс Глэшн. Она же приносила еду и делала уборку.
Со временем эта женщина стала своего рода виртуозом - она наловчилась
тщательно сметать каждую пылинку, но при этом предметы не сдвигались ни на
миллиметр. Она сновала по комнате молча, с кошачьей ловкостью, и пыль
исчезала на глазах, словно мисс Глэшн ее слизывала. Экономка была
немногословна, зато часто улыбалась. Как и большинство знавших Питера
Сейуарда, она благоговела перед ним за его подвижнический образ жизни; но у
мисс Глэшн была и своя личная причина с особым трепетом относиться к этому
ученому человеку - болезнь одолевала его. Мисс Глэшн, которая в жизни ничем
серьезно не болела, относилась к людям, страдающим каким-либо заболеванием,
со смесью преклонения и ужаса, такие же чувства она испытывала и к смерти. У
Питера Сейуарда, которому исполнилось сорок пять лет, был достаточно
развившийся, хотя и затихший, туберкулез. Мисс Глэшн взволнованно
рассказывала своим приятельницам, что "у него всего одно легкое". Болезнь
была выявлена вовремя, доктора приговорили Питера к полному отсутствию
волнений и напряжения. С этого времени он начал полнеть. Некогда стройная
фигура расплылась, и лишь профиль напоминал о прежней юношеской красоте.
Друзья отмечали, что в последнее время в нем появилась какая-то странная
веселость: очень часто, когда собиралась компания, он вытягивал свои длинные
ноги, забрасывал голову и разражался смехом, настолько громким, что мисс
Глэшн в кухне шептала озабоченно, обращаясь к товаркам: "Слышите, смеется-то
как, сердечный!"
Питер смотрел на иероглифы. Но поскольку вот уже несколько минут думал
о чем-то другом, знаки сделались для него невидимы, и он отложил текст в
сторону, ожидая прихода Розы. Питер не выносил ничем не заполненных
временных промежутков, поэтому непременно читал за едой, читал даже когда
брился, и это приводило к плачевным результатам: он был весь в порезах, как
сицилийский разбойник. У него был ряд занятий, которые он специально
оставлял на то время, когда его могут побеспокоить. Пока мисс Глэшн убирала
в комнате, он работал над библиографическими списками, сортировал,
индексировал бесчисленные клочки бумаги, на которых делал сноски к книгам и
статьям. Но и это занятие оказалось слишком серьезным для тех минут, в
которые он ждал Розу. После нескольких опытов он понял, что в это время не
может заниматься ничем, разве что разрезать страницы. Раньше он осуждал себя
за такое неразумное и упорно возвращающееся волнение, но постепенно
сопротивление в нем затихло. Сложив листы иероглифов, он потянулся к стопке
книг, приготовленной специально на этот случай. Мягкий свист ножа для
разрезания страниц стал аккомпанементом его мыслей.
Раздался стук в дверь. Сейуард жил на первом этаже, и поскольку
парадная дверь всегда была открыта, посетители имели возможность проходить