"Эндре Мурани-Ковач. Флорентийский волшебник " - читать интересную книгу автора

Въехав на верном Неттуно на холм, он на самом деле забросил топор меж
стволов-близнецов. Затем пришпорил лошадь и поскакал по тропе, ведущей к
дому.

Глава четвертая
В семейном кругу

По дороге домой Леонардо долго раздумывал: поведать ли домашним о своем
приключении у лесного ключа. Бабушка Лучия, наверное, придет в ужас и начнет
плакать, услыхав о грозившей ее внуку опасности; возможно, ему даже запретят
бродить в одиночестве по окрестности - а ведь эти прогулки приносили ему
столько радости! Правда, через несколько дней вернется из Пистои друг его,
Никколо, и тогда они снова смогут гулять вдвоем. Но, как ни мил ему Никколо,
все же было бы нежелательно постоянное присутствие попутчика. Порой хочется
побыть одному. Приятно долгими часами молча любоваться природой, впитывать в
себя красоты божьего мира.
Больше всего Леонардо любил оставаться один. С весны много дней провел
он наедине с природой.
Дядя Франческо развешивал рисунки племянника на стенах своей комнаты.
Сначала это было изображение дома, затем сада, вот появилось плодовое дерево
причудливых очертаний, родное гумно на хуторе; последующие рисунки уводили
все дальше от дома, порой они ограничивались единственным неведомым цветком.
Дядя Франческо любовался рисунками мальчика, с восхищением и поклонением
относился к его способностям. Сначала и Леонардо находил радость в том, что
перед ним покорно ложилось на бумагу все желаемое, благодаря чему он как бы
обретал некоторую власть над прекрасным. Но за последние месяцы в его
радость стало вкрадываться недовольство. Он видел, что природа намного
красивее, намного богаче, чем тщательно выводимые им линии. Они волновали
юного рисовальщика лишь до того момента, пока не появлялись на бумаге. Тут
он находил отображение неуклюжим, застывшим. Рассматривая его рисунки, отец
только улыбался, и трудно было понять, что скрывается за его улыбкой:
одобрение или снисхождение. Зато покойная мать, вернее, именуемая матерью
синьора Альбиера, не скупилась на похвалы. А разве можно сравнить те первые,
робкие наброски с теперешними его рисунками... Бабушка же при виде плодов
его стараний грустно покачивала головой:
"Разве я что смыслю в этом, крошка моя? Мне, к примеру, только иконы и
нравятся. Их краски радуют мои очи. А на твоих серых картинках все такое
малюсенькое, что я не пойму даже, что к чему. Просто я верю тебе на слово,
когда ты говоришь, вот это конюшня, а вот это дерево - миндаль".
Тогда Леонардо нарисовал каштановый лист на всю страницу.
"Неужели вы и это не различаете, бабушка?"
"Различаю, Нардо, как не различить. Только к чему все это? Как
настоящий каштановый лист. Но их на одном только дереве - сотни и сотни. А
сколько таких деревьев! Хотя бы даже на нашем клочке земли! Ух-х! Спроси-ка
деда. Ну к чему их срисовывать, эти листочки?"
Ответа на этот вопрос у Леонардо не нашлось. Но он чувствовал, что
бабушка в чем-то неправа. Когда однажды он поведал свои сомнения отцу, сэр
Пьеро снова только улыбнулся.
"Да, конечно, все это не так просто. Я имею в виду твои сомнения насчет
сути искусства. Но в данный момент мне, к сожалению, не до этого, я спешу".