"Уоррен Мерфи, Ричард Сэпир. Смертельный ход (Цикл "Дестроер", #2)" - читать интересную книгу автора

- А сейчас - мое время, отец.
- Да, наверное так.
- Я хочу этого человека. Он должен стать моим.
- Пока - нет.
- Вот так всегда! Каждый раз - еще не время. Вчера было еще не время. И
завтра будет то же самое. Мне надоело быть обделенной. Всегда я чего-то
лишена. Менялись имена, менялись дома. Постоянно в бегах. От американцев и
англичан, от французов в русских. А теперь - даже от своих в Германии и,
помоги нам Бог, от евреев. Омерзительно скрываться от евреев. Хочу заявить
всему миру: кто мы, и что мы. Мы должны гордиться, мы - нацисты.
- Потише.
- Нацисты. Нацисты. Нацисты! Зиг хайль!
- Успокойся.
- Ты отдашь его мне?
- Да, но не сейчас.
- Нацисты, нацисты, нацисты! Доктор Ганс Фрихтманн из Треблинки,
Бухенвальда и других мест окончательного успокоения. Доктор Ганс...
- Хорошо, хорошо, ты его получишь.
- Когда?
- Скоро.
- С фотографиями?
- Не знаю.
- Мне так нравится быть звездой, папочка! А больше всего мне нравится
выражение твоего лица, когда ты меня фотографируешь. Это самое приятное.
- Хорошо. Отправляйся домой, дорогая. Я должен повидаться с доктором
Рэтчеттом.
- Ладно. Тебе ведь не нравится, когда я занимаюсь с ними этими
штучками?
- Не нравится.
- В этом тоже своя прелесть.
Он проводил взглядом дочь, уходящую счастливой походкой, с очередной
победой в кармане, и вошел в дом доктора Джеймса Рэтчетта, пока тот не
скрылся в своем специальном убежище. Доктор нарезал брикет, на вид
спресованный из высушенного жевательного табака. На самом деле это был
гашиш. Брикет был размером с костяшку домино. Опасной бритвой Рэтчетт
отделял от него тонкие полоски и набивал ими небольшую бронзовую трубку.
Каждый второй кусочек падал на пол.
- Животное, - бормотал Рэтчетт. - Из-за него я даже трубку набить как
следует не могу.
- Бедняга! Как они посмели допустить, чтобы с вами случилось такое?
Давайте, я набью вам трубку.
Они сидели в гостиной Рэтчетта, являющей собой драматическое сочетание
черного и белого цветов. Позади камина, обрамленного слоновьими бивнями,
было то самое особое место, куда, как он знал, скоро направится Рэтчетт.
Задняя стенка камина напоминала узкую красную прорезь. Ее обрамляли
белые бивни, в свою очередь окаймленные черным кругом. В Брюстер-Форуме
Рэтчетт был единственным человеком, до которого не доходила эта символика.
Вот так и человек, бывает, не ведает о снедающей его болезни.
- Полицейский сделал очень хороший ход, - сказал он, набивая трубку
Рэтчетта.