"Альфред де Мюссе. Исповедь сына века" - читать интересную книгу автора

- покоя".
Три стихии составляли жизнь, которая раскрывалась перед молодым
поколением: позади - прошлое, уничтоженное навсегда, но еще трепетавшее на
своих развалинах со всеми пережитками веков абсолютизма; впереди - сияние
необъятного горизонта, первые зори будущего; а между этими двумя мирами...
некое подобие Океана, отделяющего старый материк от молодой Америки; нечто
смутное и зыбкое; бурное море, полное обломков кораблекрушения, где
изредка белеет далекий парус или виднеется извергающий густой дым корабль,
- словом, настоящий век, отделяющий прошлое от будущего, не являющийся ни
тем, ни другим, но похожий и на то и на другое вместе, век, когда не
знаешь, ступая по земле, что у тебя под ногами - всходы или развалины.
Вот в этом хаосе надо было делать выбор; вот что стояло тогда перед
юношами, исполненными силы и отваги, перед сынами Империи и внуками
Революции.
Прошлое! Они не хотели его, ибо вера в ничто дается с трудом. Будущее
они любили, но как? Как Пигмалион любил Галатею: оно было для них
мраморной возлюбленной, и они ждали, чтобы в ней проснулась жизнь, чтобы
кровь побежала по ее жилам.
Итак, им оставалось только настоящее, дух века, ангел сумерек -
промежуток между ночью и днем. Он сидел на мешке с мертвыми костями и,
закутавшись в плащ эгоизма, дрожал от страшного холода. Ужас смерти
закрался к ним в душу при виде этого призрака - полумумии, полуэмбриона.
Они приблизились к нему с таким же чувством, с каким путешественник
подходит в Страсбурге к останкам дочери старого графа де Сарвенден,
набальзамированной в уборе невесты. Страшен этот детский скелет, ибо на
пальце тонкой, иссиня-бледной руки блестит обручальное кольцо, а на
головке, готовой рассыпаться в прах, - венок из флердоранжа.
Как перед наступлением бури по лесу проносится страшный вихрь, пригибая
к земле все деревья, а затем наступает глубокая тишина, так Наполеон все
поколебал на своем пути, проносясь через мир. Короли ощутили, как
закачались их короны, и, схватившись за голову, нащупали только волосы,
вставшие дыбом от безумного страха. Папа проделал триста лье, чтобы
благословить Наполеона именем бога и возложить на его голову венец, но
Наполеон вырвал венец из его рук. Так трепетало все в этом зловещем лесу -
старой Европе. Затем наступила тишина.
Говорят, что при встрече с разъяренной собакой надо спокойно, не теряя
присутствия духа, медленно, не оборачиваясь, идти вперед. Тогда собака
будет некоторое время следовать за вами с глухим рычаньем и отойдет прочь.
Если же у вас вырвется жест испуга, если вы хоть слегка ускорите шаг, она
накинется на вас и растерзает, ибо после первого ее укуса спастись уже
невозможно.
В европейской истории нередко бывали случаи, когда какой-нибудь монарх
делал этот жест испуга и был растерзан своим народом. Однако его делал
лишь один из монархов, а не все одновременно, другими словами - исчезал
король, но не королевская власть. При появлении Наполеона этот пагубный
жест сделала вся королевская власть, и не только королевская власть, но
религия, аристократия - все власти, божеские и человеческие, сделали этот
жест.
Когда Наполеон умер, власти божеские и человеческие были фактически
восстановлены, но вера в них исчезла навсегда. Существует страшная