"Роберт Музиль. Эссе" - читать интересную книгу автора

этой области и факты и их соотношения бесконечны и непредсказуемы.
Это и есть родина поэта, королевство его разума. В то время как
противная сторона ищет твердой опоры и нарадоваться не может, если составит
для своих расчетов столько уравнений, сколько ей попадется неизвестных,
здесь изначально несть числа неизвестным, уравнениям и ответам. Задача здесь
состоит в том, чтобы открывать все новые решения, связи, сочетания,
варианты, изображать прототипы событий, заманчивые образцы того, как быть
человеком, - открывать внутреннего человека. Надеюсь, эти соображения
достаточно ясны, чтобы исключить всякую мысль о "психологическом" понимании,
постижении и т. п. Психология принадлежит рациоидной сфере, и обилие
разнообразных фактов в ней вовсе не бесконечно - доказательством тому служит
сама возможность существования психологии как опытной науки. Непредсказуемо
многообразны лишь душевные мотивы, а они к психологии отношения не имеют.
Люди не хотят до конца осознать, что речь идет вообще о двух
принципиально различных сферах. В этом нежелании коренится и обывательское
представление о поэте как некоем исключении из правил (откуда уже рукой
подать до клейма невменяемости). На самом же деле он человек исключительный
лишь постольку, поскольку он является человеком, внимательным к исключениям.
Он никакой не "безумец", не "пророк", не "дитя" или еще там какое
искривление разума. И он не располагает никакими другими способами познания
и способностями к познанию, кроме тех, какими располагает и рациональный
человек. Вообще тот человек истинно значителен, который сочетает наиболее
глубокое знание фактов с наиболее глубоким ratio для обнаружения их
взаимосвязи - как в той, так и в другой сфере. Только один ищет факты вне
себя, а другой в себе; для одного результаты жизненного опыта повсюду
сходятся, для другого нет.
Может быть, я и впадаю в педантизм, излагая так обстоятельно то, что
может оказаться прописной истиной; себе в оправдание хочу напомнить о том, о
чем здесь еще не говорилось, хотя это не менее важно: о необходимости
отграничения поэзии от так называемых гуманитарных и исторических наук.
Осуществить его непросто - но оно подтвердит сказанное. А следует ли считать
подобные рассуждения педантичными или, напротив, насущно необходимыми - это
в конечном счете зависит от того, будет ли по достоинству оценено
осуществленное доказательство главного тезиса; тезис же заключается в том,
что задачу и призвание поэту диктует структура мира, а не структура его
собственных задатков и предрасположений.
Поэту часто ставили задачу быть певцом и восхвалителем своей эпохи,
возносить ее - такую, как она есть, - в сияющие эмпиреи экстатических слов;
ему вменялось в обязанность возводить триумфальные арки в честь "доброго"
человека и прославлять идеалы, от него требовалось "чувство" (имелись в
виду, разумеется, вполне определенные чувства), отказ от критического
рассудка, который-де мельчит мир, лишая его формы, - как руины рухнувшего
дома оказываются ниже бывшего дома. Совсем недавно (в практике
экспрессионизма, породнившегося тут с добрым старым неоидеализмом) от поэта
требовали, чтобы он бесконечность предмета путал с бесконечным множеством
отношений между предметами, - что и породило совершенно ложный
метафизический пафос. Все это уступки "статическому" принципу, который
находится в прямом противоречии с динамикой моральной сферы; материал
сопротивляется ему. Мне могут возразить, что все вышеизложенное лишь чисто
умозрительная концепция. Что ж, - есть бессмертные произведения искусства, в