"Владимир Набоков. Драка" - читать интересную книгу автора

с двумя лавочниками. Было уже поздно, и по стеклам шуршал
дождь, когда пришел монтер. Он вымок, продрог и с досадой
пробормотал что-то, увидя, что нет Эммы за стойкой. Краузе
молчал, жуя серую, как булыжник, колбасу.
И тут я почувствовал, что сейчас произойдет нечто
удивительное. Я много выпил, и душа моя, жадное, глазастое мое
нутро требовало зрелищ. Началось все очень просто. Монтер,
подойдя к стойке, небрежно налил себе рюмку коньяку из
клювастой бутылки, проглотил, отер губы кистью руки и,, хлопнув
себя по картузу, двинулся к двери. Краузе опустил крестом нож и
вилку на тарелку и громко
сказал:

- Стой! Двадцать пфеннигов.
Монтер, взявшись было за ручку двери, обернулся: - Я
полагаю, что я здесь у себя.
- Ты не заплатишь? - спросил Краузе.

Из глубины под часами вышла вдруг Эмма, посмотрела на
отца, на любовника, замерла. Над ней из шалашика выскочила с
писком кукушка и спряталась опять.
- Оставьте меня в покое,- медленно проговорил монтер и
вышел вон.
Тогда Краузе с удивительной живостью кинулся за ним,
рванул дверь. Допив остаток пива, я выбежал тоже: порыв сырого
ветра приятно хлынул мне в лицо.
Они стояли друг против друга на черной, блестевшей от
дождя панели и оба орали - я не мог разобрать все слова и в
этом восходящем, рокочущем рыке, но одно слово отчетливо
повторялось в нем: двадцать, двадцать, двадцать. Несколько
людей уже остановились поглядеть на ссору - я сам любовался
ею, отблеском фонаря на искаженных лицах, напряженной жилой на
шее Краузе,- и при этом мне вспомнилось почему-то, что
однажды, в портовом притоне, я великолепно подрался с черным,
как жук, итальянцем: рука моя оказалась у него во рту и яростно
выжимала, старалась разорвать внутреннюю мокрую кожу его щеки.
Монтер и Краузе орали все громче. Мимо меня скользнула
Эмма, стала, не смела подойти, и только отчаянно вскрикивала :
- Отто!.. Отец!.. Отто!.. Отец!..- и при каждом ее
вскрике сдержанным, выжидательным гоготом колыхалась небольшая
толпа.
Они пустились в рукопашную с жадностью, глухо забухали
кулаки; монтер бил молча, а Краузе, ударяя, коротко гакал: ат,
ат. У тощего Отто сразу согнулась спина, темная кровь потекла
из ноздри - он вдруг попытался схватить тяжелую руку, бившую
его по лицу, но вместо этого пошатнулся и рухнул ничком на
панель. К нему подбежали, скрыли его из виду. Я вспомнил, что
оставил на столике шапку, и вошел обратно в кабак. В нем
показалось странно тихо и светло. В углу сидела Эмма, уронив
голову на вытянутую через стол руку. Я подошел, погладил ее по