"Владимир Набоков. Драка" - читать интересную книгу автора

рекламы, оленьи рога, низкий темный потолок в гирляндах
бумажных флажков, след какого-то фестиваля. Позади стойки на
полках блестели бутылки, повыше крупно тикали часы,
старомодные, в виде шалашика с выскакивавшей кукушкой. Чугунная
печка тянула свою кольчатую трубу вдоль стены и перегибала ее в
пестроту потолочных флажков. На голых крепких столах грязно
белели картонные подставки для пивных кружек. У одного из них
сонный мужчина с аппетитными складками жира на затылке и
белозубый угрюмый парень, с виду наборщик или монтер, играли в
кости.
Было хорошо, покойно. Часы, не торопясь, отламывали сухие
дольки времени, Эмма позвякивала стеклом и все посматривала в
угол, где в узком зеркале, пересеченном золотыми литерами
рекламы, отражался острый профиль монтера и рука его, поднявшая
черную воронку с игральными костями.
На следующее утро я опять проходил мимо коренастых
трамвайщиков, мимо веера воды, в котором дивно скользила
радуга, и очутился опять на озерном берегу, где уже полеживал
Краузе. Он высунул из-под зонтика потное лицо и заговорил - о
воде, о зное. Я лег, зажмурился от солнца, и, когда открыл
глаза, все кругом было голубое. Вдруг по береговой дороге, в
пятнах солнца между сосен, прокатил небольшой фургон, за ним -
полицейский ня велосипеде. В фургоне билась, заливалась тонким
рыдающим лаем пойманная собачонка. Крауэе привстал, изо всех
сил крикнул: "Осторожно! ловец собак!" - и сразу кто-то
подхватил этот крик, крик передавался из глотки в глотку,
огибая круглое озеро, опережая ловца, и предупрежденные люди
бросались к своим собакам, напяливали им намордники,
нащелкивали привязи. Крауэе с удовольствием прослушал
удаляющиеся звучные повторения и добродушно подмигнул мне:
"Так. Ни одной больше не схватит".
Я стал довольно часто заходить в его кабачок. Мне очень
нравилась Эмма - се голые локти и маленькое птичье лицо с
пустыми и нежными глазами. Но особенно нравилось мне, как она
глядела на своего любовника монтера, когда он лениво
облокачивался на стойку. Я видел его сбоку - горестную злобную
морщину у рта, горящий волчий глаз, синюю щетину на впалой,
давно нс выбритой щеке. Она глядела на него с таким испугом и
любовью, пока он, пристально впившись в нее взором, что-то тихо
ей говорил, она так доверчиво кивала головой, полуоткрыв
бледные губы,- что мне в моем углу становилось восхитительно
весело и легко, словно Бог подтвердил мне бессмертие души или
гений похвалил мои книги. Я запомнил также мокрую от пивной
пены руку монтера, большой палец этой руки, сжавший кружку,-
громадный черный ноготь с трещиной посередке.
Последний раз, когда я побывал там, вечер, помнится, был
душный, грозовой, потом поднялся вихрь, и на площади люди
побежали к лестнице подземной станции: в пепельной мгле площади
ветер рвал одежды, как на картине "Гибель Помпеи". Хозяину в
тусклом кабачке было жарко, он расстегнул ворот и хмуро ужинал