"Владимир Набоков. Весна в Фиальте" - читать интересную книгу автора

бесцеремонно указывавшего на стакан англичанина. Сегюр упомянул
имя общего знакомого, художника, любившего писать стекло, и
разговор принял менее оскорбительный характер. Между тем
англичанин вдруг решительно поднялся, встал на стул, оттуда
шагнул на подоконник и, выпрямившись во весь свой громадный
рост, снял с верхнего угла оконницы и ловко перевел в коробок
ночную бабочку с бобровой спинкой.
- ...это, как белая лошадь Вувермана,- сказал Фердинанд,
рассуждая о чем-то с Сегюром. - Tu es trиs hippique ce matin
(Ты очень лошадиный с утра (франц.)),- заметил тот.
Вскоре они оба ушли телефонировать. Фердинанд необыкновенно
любил эти телефонные звонки дальнего следования и особенно
виртуозно снабжал их, на любое расстояние, дружеским теплом,
когда надобно было, как например сейчас, заручиться даровым
ночлегом.
Откуда-то издали доносились звуки трубы и цитры. Мы с
Ниной пошли бродить снова. Цирк, видимо, выслал гонцов:
проходило рекламное шествие; но мы не застали его начала, так
как оно завернуло вверх, в боковую улочку: удалялся золоченый
кузов какой-то повозки, человек в бурнусе провел верблюда,
четверо неважных индейцев один за другим пронесли на древках
плакаты, а сзади, на очень маленьком пони с очень большой
челкой, благоговейно сидел частный мальчик в матроске.
Помню, мы проходили мимо почти высохшей, но все еще
пустой, кофейни; официант осматривал (и, быть может, потом
приголубил) страшного подкидыша: нелепый письменный прибор,
мимоходом оставленный на перилах Фердинандом. Помню еще: нам
понравилась старая каменная лестница, и мы полезли наверх, и я
смотрел на острый угол Нининого восходящего шага, когда,
подбирая юбку, чему прежде учила длина, а теперь узость, она
поднималась по седым ступеням; от нее шло знакомое тепло, и,
поднимаясь мыслью рядом с ней, я видел нашу предпоследнюю
встречу, на званом вечере в парижском доме, где было очень
много народу, и мой милый Друг Jules Darboux, желая мне оказать
какую-то тонкую эстетическую услугу, тронул меня за рукав,
говоря: "Я хочу тебя познакомить...", и подвел меня к Нине,
сидевшей в углу дивана, сложившись зетом, с пепельницей у
каблучка, и Нина отняла от губ длинный бирюзовый мундштук и
радостно, протяжно произнесла: "Нет!", и потом весь вечер у
меня разрывалось сердце, и я переходил со своим липким
стаканчиком от группы к группе, иногда издали глядя на нее (она
на меня не глядела), слушал разговоры, слушал господина,
который другому говорил: "смешно, как они одинаково пахнут,
горелым сквозь духи, все эти сухие хорошенькие шатеночки", и,
как часто бывает, пошлость, неизвестно к чему относившаяся,
крепко обвилась вокруг воспоминания, питаясь его грустью.
Поднявшись по лестнице, мы очутились на щербатой площадке:
отсюда видна была нежно-пепельная гора в. Георгия с собранием
крапинок костяной белизны на боку (какая-то деревушка); огибая
подножье, бежал дымок невидимого поезда и вдруг скрылся; еще