"Владимир Набоков. Групповой портрет, 1945" - читать интересную книгу автора

истории о жестоком обращении американских солдат с невинным гражданским
населением. Вспомните хотя бы все небылицы, выдуманные о так называемых
германских зверствах в Первую мировую войну, - жуткие рассказы о
совращенных бельгийских женщинах и тому подобное. Что же, сразу после
войны, летом 1920-го года, если не ошибаюсь, особый комитет немецких
демократов досконально изучил этот вопрос, а все мы хорошо знаем, как
педантически дотошны и скрупулезны немецкие эксперты. И что же, они не
нашли ни единой крупицы свидетельств в пользу того, что немцы вели себя не
так, как подобает солдатам и джентльменам.
Одна из мисс В. иронично заметила, что зарубежным корреспондентам тоже
хочется кушать. Замечание было не лишено остроумия. Все оценили ее
ироничное и остроумное замечание.
- С другой стороны, - продолжал д-р Шу, когда улеглось веселье, - давайте
на миг забудем о пропаганде и обратимся к обыденным фактам. Позвольте мне
нарисовать для вас картину из прошлого, картину довольно прискорбную, но,
быть может, необходимую. Я попрошу вас представить, как немецкие юноши с
гордостью вступают в какой-нибудь завоеванный ими польский или русский
город. Они идут и поют. Они не знают, что их фюрер безумен; они
простодушно верят, что принесли павшему городу надежду, счастье, и
чудесный порядок. Откуда им знать, что в результате дальнейших ошибок и
заблуждений Адольфа Гитлера их победа приведет со временем к тому, что
враг обратит в пылающее поле битвы каждый из городов, в который они, эти
немецкие юноши, надеялись принести вечный мир. Храбро маршируя по улицам
во всем своем убранстве, со своими чудесными боевыми машинами и знаменами,
они улыбаются всем и каждому, потому что они трогательно добродушны и
полны самых лучших намерений. И вот, постепенно они замечают, что улицы,
по которым они так по-мальчишески, так уверенно маршируют, заполняет
безмолвная и неподвижная толпа евреев, взирающих на них со свирепой
ненавистью, оскорбляющих каждого, проходящего мимо них солдата, - нет, не
словами, для этого они слишком умны, - но злобными взглядами и плохо
скрываемыми ухмылками.
- Уж я эти взгляды знаю, - мрачно произнесла миссис Холл.
- Да, но они их не знали, - плачущим голосом сказал д-р Шу. - Вот в чем
все дело. Они были озадачены. Они недоумевали и терзались обидой. И что
они сделали? Поначалу они пытались побороть эту ненависть терпеливыми
объяснениями и маленькими знаками доброты. Но стена ненависти, окружавшая
их, становилась лишь толще. В конце концов, им пришлось взять под стражу
главарей этой злобной и заносчивой коалиции. Что им еще оставалось делать?
- Я знала одного старого русского еврея, - сказала миссис Малберри. - Ну,
просто деловой знакомый мистера Малберри. Так вот, он мне однажды
признался, что с удовольствием задушил бы своими руками первого
попавшегося немецкого солдата. Я пришла в такой ужас, что просто стояла
перед ним и не знала, что сказать.
- А вот я бы ему сказала, - произнесла коренастая женщина, сидевшая,
разведя колени. - По правде говоря, больно много теперь толкуют про
наказание, которое ожидает немцев. А ведь и они тоже люди. Любой разумный
человек согласится с вашими словами насчет того, что не виноваты они в
этих так называемых немецких зверствах, большую часть которых, скорее
всего, сами же евреи и выдумали. Я просто из себя выхожу, когда слышу, всю
эту трескотню про печи да про застенки, в которых, если они вообще