"Владимир Набоков. Групповой портрет, 1945" - читать интересную книгу автора

вазу искусственных фруктов. Не из воска, конечно. Что-нибудь миленькое,
под мрамор."
Очень, очень жаль, что во время знакомства с дамами в мозгу у меня не
отложились их имена. Имена двух сидевших на стульях тощих взаимозаменяемых
незамужних женщин начинались на "В", что же до прочих, то одна из них
наверняка звалась мисс Биссинг. Это я ясно расслышал, но правда, не смог
потом связать ни с одним из лиц или лицеобразных объектов. Мужчина, кроме
меня и д-ра Шу, присутствовал лишь один - мой соотечественник, полковник
Маликов или Мельников, в передаче миссис Холл имя его прозвучало скорее
как Милуоки. Пока разносили какое-то блеклое безалкогольное питье, он
наклонился ко мне, издав кожистый скрип, как если б носил сбрую под
потертым синим костюмом, и хриплым русским шепотом сообщил, что имел честь
знавать моего достопочтенного дядюшку, которого я тут же представил в виде
румяного, но несъедобного яблочка с фамильного древа моего соименника. Д-р
Шу, однако, вновь принялся разглагольствовать, и полковник выпрямился,
обнаружив в удаляющейся улыбке желтый сломанный клык и обещая учтивыми
жестами, что мы всласть наговоримся позднее.
- Трагедия Германии, - изрек д-р Шу, аккуратно складывая бумажную
салфетку, которой он вытер тонкие губы, - это также и трагедия культурной
Америки. Я выступал во множестве женских клубов и в прочих центрах
просвещения, и всюду замечал, как глубоко ненавистна всякому утонченному и
чувствительному человеку война в Европе, ныне, по счастью, завершившаяся.
И еще я замечал, с какой охотой память культурных американцев обращается к
более радостным дням, к путешествиям за границу, к незабываемым месяцам и
к еще более незабываемым годам, проведенным некогда в стране искусства,
музыки, философии и доброго юмора. Они вспоминают милых друзей, которых
они там имели, время, проведенное в учении и довольстве в лоне семьи
какого-нибудь немецкого аристократа, исключительную чистоту во всем, песни
на закате прекрасного дня, чудесные маленькие города, весь этот мир
доброты и романтики, найденный ими в Мюнхене или в Дрездене.
- Моего Дрездена больше нет, - сказала миссис Малберри. - Наши бомбы
уничтожили и его, и все, что он олицетворял.
- Британские, в данном случае, - мягко сказал д-р Шу. - Но, конечно, война
есть война, хоть я и допускаю, что затруднительно представить немецкий
бомбардировщик преднамеренно выбирающий своей мишенью какое-нибудь
священное историческое место в Пенсильвании или Вирджинии. Да, война
ужасна. Фактически, она становится почти нестерпимой, когда ее навязывают
двум нациям, имеющим столь много общего. То, что я сейчас скажу, может
удивить вас своей парадоксальностью, но право же, вспоминая солдат,
погибших в Европе, невольно говоришь себе, что они, по крайней мере,
избавлены от ужасных опасений, которыми мы, гражданские лица, вынуждены
втайне терзаться.
- Мне кажется, это очень верно, - медленно кивая, заметила миссис Холл.
- Да, но как же все эти истории? - спросила вяжущая старуха. - Ну, про
которые все время пишут в газетах, - насчет немецких зверств. Я полагаю,
это все больше пропаганда?
Д-р Шу улыбнулся усталой улыбкой.
- Я ожидал этого вопроса, - с оттенком печали в голосе произнес он. - К
сожалению, пропаганда, преувеличения, фальшивые фотографии и тому подобное
стали орудиями современной войны. Не удивлюсь, если и немцы сочиняли