"Владимир Набоков. Ultima Thule" - читать интересную книгу автора

полицию), крики, достигнув последнего предела муки, ужаса, изумления и того,
что никак нельзя было определить, превратились в какое-то месиво стонов и
оборвались. Настала такая тишина, что в первую минуту присутствующие
переговаривались шепотом.
На всякий случай хозяин опять постучал в дверь, из-за нее донеслись
вздохи, неверные шаги, потом стало слышно, как кто-то теребит замок, словно
не умея отпереть. Слабый, мягкий кулак зашмякал изнутри. Тогда хозяин сделал
то, что, собственно говоря, мог бы сделать гораздо раньше: нашел другой
подходящий ключ и отпер.
- Света бы, - тихо сказал Фальтер в темноте. Мельком подумав, что он во
время припадка разбил лампу, хозяин машинально проверил выключатель... но
послушно отверзся свет, и Фальтер, мигая, с болезненным удивлением перебежал
глазами от руки давшей свет к налившейся стеклянной груше, точно впервые
видел, как это делается.
Странная, противная перемена произошла во всей его внешности: казалось,
из него вынули костяк. Потное и теперь как бы обрюзгшее лицо с отвисшей
губой и розовыми глазами выражало не только тупую усталость, но еще
облегчение, животное облегчение после чудовищных родов. По пояс обнаженный,
в одних пижамных штанах, он стоял, опустив лицо, и тер ладонью одной руки
тыльную сторону другой. На естественные вопросы хозяина и жильцов он ничего
не ответил, только надул щеки, отстранил подошедших и, выйдя из комнаты,
стал обильно мочиться прямо на ступени лестницы. Затем лег на постель и
заснул.
Утром хозяин предупредил по телефону его сестру, что Фальтер помешался,
и полусонный, вялый, он был увезен восвояси. Врач, обычно лечивший у них,
предположил наличие ударчика, и прописал соответствующее лечение. Но Фальтер
не поправился. Правда, он через некоторое время начал свободно двигаться, и
даже иногда посвистывать, и громко говорить оскорбительные вещи, и хватать
еду, запрещенную врачом. Перемена, однако, осталась. Это был человек, как бы
потерявший все: уважение к жизни, всякий интерес к деньгам и делам,
общепринятые или освященные традиции чувства, житейские навыки, манеры,
решительно все. Его было небезопасно отпускать куда-либо одного, ибо с
совершенно поверхностным, быстро забываемым, но обидным для других
любопытством, он заговаривал со случайными прохожими, расспрашивал о
происхождении шрама на чужом лице или о точном смысле слов, подслушанных в
разговоре, не обращенном к нему. Мимоходом брал с лотка апельсин и ел его с
кожей, равнодушной полуулыбкой отвечая на скороговорку его догнавшей
торговки. Утомясь или заскучав, он присаживался по-турецки на панель и
старался от нечего делать поймать в кулак женский каблук, как муху. Однажды
он присвоил себе несколько шляп, пять фетровых и две панамы, которые
старательно собирал по кафэ, - и были неприятности с полицией.
Его состоянием заинтересовался какой-то известный итальянский психиатр,
навещавший кого-то в фальтеровой гостинице. Это был нестарый еще господин,
изучавший, как он сам охотно толковал, "динамику душ" и в печатных работах,
весьма популярных не в одних научных кругах, доказывавший, что все
психические заболевания объяснимы подсознательной памятью о несчастьях
предков пациента, и что если больной страдает, скажем, мегаломанией, то для
полного его излечения стоит лишь установить, кто из его прадедов был
властолюбивым неудачником, и правнуку объяснить, что пращур умер, навсегда
успокоившись, хотя в сложных случаях приходилось прибегать чуть ли не к