"Владимир Набоков. Благость" - читать интересную книгу автора

папиросу, подхватил ее концом трости: огненные брызги.
Прошло уже с час,- быть может больше. Как я мог думать,
что ты придешь? Небо незаметно превратилось в одну сплошную
тучу, и прохожие шли еще поспешнее, горбились, придерживали
шапки, дама, переходившая площадь, открыла на ходу зонтик...
Было бы просто чудо, если б ты теперь пришла.
Старушка, аккуратно переложив в книгу закладку, как будто
призадумалась. Мне кажется, ей представлялся иностранец-богач
из Адлона, который купил бы весь ее товар, и переплатил, и
заказал бы еще и еще видовых открыток, путеводителей всяких. И
ей, вероятно, нетепло было в этом плюшевом тулупчике. Но ты
ведь обещала прийти. Мне вспоминался телефон, бегущая тень
твоего голоса. Господи, как мне хотелось тебя видеть. Снова
хлынул недобрый ветер. Я поднял воротник.
И вдруг окно гауптвахты отворилось, и зеленый солдат
окликнул старушку. Она быстро сползла с табурета и, выпятив
живот, подкатилась к окну. Солдат покойным движеньем подал ей
дымящуюся кружку и прикрыл раму. Повернулось и ушло в темную
глубину его зеленое плечо.
Старушка, бережно неся кружку, вернулась к своему месту.
Это был кофе с молоком - если судить по коричневой бахроме
пенки, приставшей к краю.
И она стала пить. Я никогда не видал, чтобы пил человек с
таким совершенным, глубоким, сосредоточенным наслаждением. Она
забыла свой лоток, открытки, холодный ветер, американца,- и
только потягивала, посасывала, вся ушла в кофе свой, точно так
же, как и я забыл свое ожидание и видел только плюшевый
тулупчик, потускневшие от блаженства глаза, короткие руки в
шерстяных митенках, сжимавшие кружку. Она пила долго, пила
медленными глотками, благоговейно слизывала бахрому пенки,
грела ладони о теплую жесть. И в душу мою вливалась темная,
сладкая теплота. Душа моя тоже пила, тоже грелась,- и у
коричневой старушки был вкус кофе с молоком.
Допила. На мгновенье застыла. Потом встала и направилась к
окну,- отдать пустую кружку.
Но не доходя она остановилась. Ее губы собрались в
улыбочку. Быстро подкатилась она обратно к лотку, выдернула две
цветные открытки и, снова подбежав к железной решетке окна,
мягко постучала шерстяным кулачком по стеклу. Решетка
отпахнулась, скользнул зеленый рукав с блестящей пуговицей на
обшлаге, и старушка сунула в черное окно кружку, открытки и
торопливо закивала. Солдат, разглядывая снимки, отвернулся в
глубину, медленно прикрывая за собою раму.
Тогда я почувствовал нежность мира, глубокую благость
всего, что окружало меня, сладостную связь между мной и всем
сущим,- и понял, что радость, которую я искал в тебе, не
только в тебе таится, а дышит вокруг меня повсюду, в
пролетающих уличных звуках, в подоле смешно подтянутой юбки, в
железном и нежном гудении ветра, в осенних тучах, набухающих
дождем. Я понял, что мир вовсе не борьба, не череда хищных