"Феликс Нафтульев. К вопросу о формулах (Журнал "Уральский следопыт")" - читать интересную книгу автора

щекой, так, как спала она на моих глазах восемь лет назад, на лыжной базе
в Прибыткове.
Там я, кажется, впервые понял, что дела мои безнадежны - на синем
рассвете, в перенатопленной избе с широченным топчаном, на котором
умещались мы пятеро, а тот, с телевидения, ворочался с краю, охал, что ему
дует, - но не в нем была суть, независимо от него я понял - и не сорвался,
не убежал к электричке, а еще целый день шатался в компании, с горки на
горку, пока не лопнуло крепление на дурацком склоне.
И второй раз я понял то же самое летом, в городе, - она позвала помочь
оклеить комнату, специалист из меня небольшой, провозился до полчетвертого
и плелся пешком на Охту, трамваи, естественно, не ходили, да и не было у
меня мелочи на трамвай.
А третий раз - тогда мы встретились в Симеизе, об этом вовсе не хочется
вспоминать.
Я будто стучался в запертое, знал; что не откроют, а стучался, но
теперь это кончилось, навсегда кончилось, стоит только щелкнуть тумблером.
Мне стало страшно, как на вышке перед прыжком.
На экране провонтора дрожали искорки, Я законтрил винт и вдохновенно
мыслил о том, какой я красивый и умный. Я усердствовал. Я даже поставил
перед собой зеркало, но оно мало помогло, поскольку заставило еще думать
про то, что нельзя думать про то, что с позавчерашнего дня не брился.
И, конечно, мешали мысли о Елке.
Странным казалось, что именно теперь, для того чтобы они перестали быть
только пустыми мыслями, их приходится гнать прочь.
Вот, а назавтра она, разумеется, позвонила. Чувствовалось, что ей самой
толком неясно, зачем звонит. Предложила было повидаться вечерком, но тут
же забрала приглашение обратно: рада бы, да сегодня, видишь ли...
- Вижу, - успокоил я равнодушно. Правила эксперимента требовали от меня
максимальной отчужденности.
Все-таки я не был вполне доволен результатом. Я желал бы, даже на
вступительной стадии, уловить чуть больше неуверенности в ее хрипловатом
мальчишеском голосе. Решил к очередному сеансу ослабить колебательный
контур и погасить внутреннее сопротивление, делал выкладки и злился, что
не умею отчуждаться, что идиотское "позвонила!" поет и поет во мне.
Следующая ночь выдалась неудачной. Никогда не предполагал, что думать о
себе так противно, а тут еще сигнал утратил стабильность. Провонтор
извещал о неполном и моментами даже нулевом поглощении, страховочный
репровонтор подтвердил - лучу мешают, луч идет мимо цели.
Утренний звонок кое-что объяснил:
- До свету не могла уснуть. Гуляла-гуляла по комнате, представляешь?
Что я мог ответить? Я увидел ее - как она бродит в белесом сумраке,
сбивая мне фокусировку, лохматая, в домашних брючках, и сердится, и не
понимает, откуда и что пришло.
И, как всегда в таких случаях, во мне мгновенно вспыхнул пожарный
светлячок, сигнал тревоги: "Ей нехорошо! Что сделать? Чем помочь?" - но я
погасил его, прихлопнул ладонью, потому что жил уже не сам по себе, а по
науке, и по науке выходило, что чем Елке хуже, тем лучше для меня.
Впрочем, я стабилизовал напряжение, заново отградуировав эмоциометр:
столь активная конденсация могла привести объект к шоку.
Затем три дня я не отзывался на звонки, а ночами плавно повышал накал.