"Феликс Нафтульев. К вопросу о формулах (Журнал "Уральский следопыт")" - читать интересную книгу автора

На четвертый день, под вечер, я встретил ее на моей улице.
- Вот и миленько, - хмуро сказала она. - Не задавайся, я к тетке на
Заневский. Если хочешь, проводи.
Не слыхал я что-то раньше ни о какой тетке. Мы шли по набережной. Из
бокового проезда вырвалась автомашина. Елка рефлекторно схватила меня за
руку. Кончилась реакция на опасность, включилось сознание, но она
по-прежнему, якобы по инерции, продолжала сжимать мое запястье.
Я высвободился, блюдя чистоту эксперимента. И запретил себе ликовать, -
к тому же ситуация однозначно не толковалась - рука могла задержаться
ненамеренно, да и испугалась Елка, возможно, больше за себя, чем за меня.
Это меня особенно заняло - каков коэффициент личной заинтересованности?
Если бы продублировать, еще бы одно авто из проезда!
Нашелся, однако, способ обойтись без авто. Несколько ночей подряд наш
квартирный электросчетчик трещал, как арифмометр, - трудилась установка,
летели на Петроградскую импульсы: "Нездоровится! Недомогаю! Захворал!"
Словно я и впрямь глотал горькие лекарства - так мне было в эти часы
отвратительно. Таким я чувствовал себя подлецом.
И ведь никакого ответа, полный мизер, стопроцентный, - а поглощение
налицо, я же контролирую, вижу, - что происходит, в конце концов?
И, наконец, телефон!
- Прости, пожалуйста, дотащилась вот позвонить, грипп всю дорогу. Как
ты? Ужасно мне беспокойно!..
Ну, что ж, правда, я-таки сорвался с места, вскочил в автобус, - но
сообразил вовремя, и вылез, и не спеша дошел до почты, и настрочил
открытку:
"Поправляйся. Навестил бы, да сегодня у меня, видишь ли..."
И подписался: "Тут один".
Это давным-давно когда-то она тоже прихворнула, и я примчался как
ошпаренный, с полными руками свертков, меня попросили обождать, сейчас
выйдет, и я услышал, как ее спрашивают: "Кто пожаловал?" - а она отвечает:
"Так, тут один..."
Да, еще я в той же открытке назначил ей свиданье на канале Грибоедова,
в субботу - за неделю-то выздоровеет. А ночью ввел предельную мощность,
пережег два реле, индикаторы зашкалило от перегрузки, я будто старался не
ее, а себя оглушить.
Я нарочно выбрал канал, как раз там я однажды зря проторчал четыре
часа, все решал: "Еще минуту для ровного счета и ухожу", а нынче сам
опаздывал, не специально, а уж так получилось, и увидел издалека - пришла,
ждет, разглядывает Михайловскую решетку, любимую свою, - ей всегда
нравилось кованое.
Она сразу начала ругаться: хорошенький день придумал, самый дачный,
совсем бы не явилась, да не дозвониться, вон и рюкзак с собой. Я оторопел
на миг и перестроился, помог ей надеть рюкзак и расправил на ее плечах
войлочные подушечки, и мы пошли к вокзалу.
Все молчаливей она становилась и рассеянней. Уже с подножки неловко
предложила:
- Поедем вместе? Честное слово, сегодня не могу отвертеться.
Я откланялся. И обернулся, удаляясь. Она стояла в тамбуре, столбиком,
как бельчонок, и глядела вслед, и - я знал - колебалась, принимала
решение, какое - я тоже знал. Я бы мог ее подтолкнуть, послать импульс