"Феликс Нафтульев. К вопросу о формулах (Журнал "Уральский следопыт")" - читать интересную книгу автора

прямо без аппарата, - рапорт прочен достаточно. Однако мне было выгодней,
чтобы она до последнего боролась с собой, разрывалась бы на части между
мной и поездкой, - и вагон тронулся, она уехала - к папе-маме на садовый
участок, окапывать яблони, обрывать усы у клубники. Сколько и я в свое
время в ее саду ведер с навозом и золой перетаскал!
Будто кто теперь подсовывал в мою память такое - и те бессчетные ведра
(ее отец подтрунивал: "Нашла батрака!"), и обои, которые я клеил, - я как
бы баланс подводил, что я ей и что она мне, - и не было стыдно, наоборот,
- хладнокровия - вот чего у меня прибавилось, я теперь рассчитывал ходы,
как шахматист.
В ожидании, пока Елка вернется, я устроил установке профилактику и до
того заработался - даже удивился, придя в сумерках из булочной, когда
обнаружил торчащий в почтовом ящике огромный букет васильков и при нем
записку: "Милый мой мальчик..."
Не до нежностей мне было, а цветы я положил на край стола, - меня
больше заботил гименотрон, никак не уяснялось, вводить ли его уже или не
вводить в схему.
Из-за него, голубчика, я три вечера врал и мямлил по телефону, но
невозможно стало откладывать, и опять мы свиделись у той знаменитой
решетки. Елка что-то говорила и о чем-то спрашивала, а я размышлял о том,
что можно обойтись без сто девятнадцатого каскада и любопытно, что при
этом получится.
Случайно я взглянул влево, на Елку. Сразу же она взглянула вправо, на
меня.
Видали, как проявляется фотопластинка?
Елкины глаза набирали теплоту, как на реостате, в них будто зажигалось
по маленькому солнышку. И меня словно током ударило, я ощутил, что курс
близок к концу.
Не подвела великая формула. Я поступил как настоящий мужчина, бросил
скрестись в запертые двери, а вскрыл эти двери своей электронной отмычкой.
И теперь могу все, что надо, вычислять, вызывать, наводить,
подкреплять, провонтировать, репровонтировать.
Только нужно и впредь не забывать про науку, не отпускать поводок,
каждый шаг свой выверить, - и сейчас, к примеру, никак нельзя замечать
этих солнышек-глаз, а нужно специально молоть пустяки, вон хоть о той
продавщице, которая на углу торгует мороженым.
И я распрощался на полуслове. Побежал домой и вдребезги, к чертям
расколотил установку, со всеми ее модуляторами, эмоциометрами и
гименотронами.
Хрустя по битому стеклу, подошел к окошку и просидел возле него до
утра, слушая, как шаркает метла и стонут голуби.
Ерофей Павлович, встречаясь со мной, до сих пор трагически поднимает
брови. Заметно, что ему желательно сказать: "Уитеп точдеп". Но он успешно
сопротивляется, и рефлекс угасает, скоро угаснет совсем.
Елка не звонит.
Может, позвонит когда-нибудь. Попросит побелить потолок, или обработать
пленку, или на дачу позовет - гости приедут на сациви, с телевидения, дров
бы наколоть, извини, пожалуйста, большущее тебе спасибо.
Ну и пусть. Пусть даже будет как в Симеизе и еще хуже, - поеду, приду,
устрою, как она хочет. И на обратном пути снова в очередной раз подумаю,