"Юрий Нагибин. Сирень" - читать интересную книгу автора

цветов. Но это и Верочка умела делать - купать лицо в росистой сирени, а вот
другая придумка Сережи, Сергея Васильевича - так церемонно полагалось ей
называть семнадцатилетнего кузена, - была куда интереснее. Он выбирал
некрупную кисть и осторожно брал в рот, будто собирался съесть, затем так же
осторожно вытягивал ее изо рта и что-то проглатывал. Верочка последовала ему
примеру, и рот наполнился горьковатой холодной влагой. Она поморщилась, но
все-таки повторила опыт. Отведала белой, потом голубой, потом лиловой сирени
- у каждой был свой привкус. Белая - это словно лизнуть пробку от маминых
французских духов, даже кончик языка сходно немеет; лиловая отдает
чернилами; самая вкусная - голубая сирень, сладковатая, припахивающая
лимонной корочкой.

Сиреневое вино понравилось Верочке, и она стала лучшего мнения о
длинноволосом кузене. Впрочем, какой он кузен - так, седьмая вода на киселе,
но взрослые почему-то цепляются за отдаленные родственные связи, причем в
подобных туманных случаях старшие всегда оказываются дядюшками и тетушками,
а сверстники - кузенами и кузинами. Рахманинова сестрам Скалон представили
совсем недавно в Москве, в доме Сатиных, где они останавливались на пути из
Петербурга в Ивановку. Нельзя сказать, что их обрадовала перспектива
провести лето в обществе новоявленного кузена. В этом долговязом юноше все
было непомерно и нелепо: громадные, как лопаты, руки и под стать им ступни,
длинные русые поповские волосы, большой, тяжелый нос и огромный, хоть и
красиво очерченный рот, мрачноватый, исподлобья, взгляд темных матовых глаз.
Нелюбезный, настороженный, скованный, совсем неинтересный - таков был
дружный Приговор сестер. И робкая попытка кузины Наташи Сатиной уверить их,
что Сережа стесняется и дичится, ничего не изменила.

Правда, в Ивановке образ сумрачного и нелюбезного кузена пришлось
срочно пересмотреть. Он оказался весьма любезным, услужливым, общительным и
необыкновенно смешливым. Достаточно было самой малости, чтобы заставить его
смеяться до слез, до изнеможения. И надо сказать, Верочка пользовалась этой
слабостью кузена и не раз ставила его в неловкое положение, но с обычным
добродушием он нисколько не обижался. За него обижалась Наташа Сатина и даже
позволила себе выговаривать Верочке, но та быстро поставила на место
непрошеную заступницу. Наташа надула свои и без того пухлые губы и навсегда
забыла встревать в дела старших...

Но кузен, пьющий горькую влагу с сиреневых кистей, стал Верочке
по-новому интересен. Кстати, в кого он влюблен?.. Прежде Верочка не
задавалась этим вопросом, хотя сердечные дела всех обитателей усадьбы, равно
и друзей дома, редкий день не наезжавших в Ивановку, заботили ее
чрезвычайно. Скорее всего, он влюблен в старшую ее сестру,
двадцатидвухлетнюю Татушу, властную и самоуверенную красавицу. Похоже, в нее
все влюблены. А кто влюблен в Сережу - дозволено ей хотя бы про себя так его
называть? Натуля Сатина?.. Верочка прыснула, по счастью, почти беззвучно:
рот был набит сиренью. Но острый слух музыканта что-то уловил. Рахманинов
замер с кистью в руке, как Вакх на известной картине академика Бруни. Его
большие, темные, не отражающие свет глаза внимательно и быстро обшарили
кусты. Верочка успела пригнуться, и взгляд его скользнул поверх ее головы.