"Юрий Нагибин. Ночной дежурный" - читать интересную книгу автора

выстрелит. Всю жизнь с людьми, научился. Он оступил и вроде бы теперь меня
понял. Конечно, неохота ему перед земляками срамиться - дружок-то, небось, с
три короба нагородил, в каких он хоромах обитается. И нате, явился, не
запылился... Обратно его снутри затолкало, да ничего уже в нем не осталось,
даже желти, так... водой отрыгнул...
- И вымыл он лестницу?
- А как же? Конечно, вымыл всю, снизу доверху, каждую ступеньку и все
площадки. И сухой тряпкой протер. Отнес ведро и спать пошел. Я ему велел
костюм в чистку отдать. Следы останутся, но носить можно. И наказал: пить
только в номере. Запрись, говорю, на ключ, костюмчик сними, он, хоть и
порченый, а еще денег стоит, и в маечке, в спортивных брюках пей, сколько
душе угодно. Никто тебе слова не скажет. Иначе поссоримся. Ну, вы сами
видели: держится культурно, хоть и опоздал. Может, правда, санками увлекся?
Выхлопа
я не почуял. Ну, это мы еще проверим... Ладно, заговорились. Иди, звони
и -по местам!
Я не заметил, когда мы с ним перешли на "ты". И что означало это
"ты" -доверие или пренебрежение? Но как могло последнее возникнуть, если я
все время молчал? Очевидно, при его опыте работы с людьми собеседнику и рта
не нужно открывать, чтобы сполна выявить свою жалкую суть?
Свои слова он сопроводил короткой усмешкой - на выдохе, и в лицо мне
ударил нестерпимый смрад. Этот моралист был проспиртован насквозь, закусывал
же он чем-то тухлым и луком. Мне стало дурно...
И вот я ползаю на коленях по мраморному полу с мокрой тряпкой и
смятенно поглядываю на широченную лестницу - хватит ли на нее сил? А что
делать?.. Мне в Италию лететь. Господи милосердный, сколько лет ждал я этой
поездки! Милан, Венеция, Флоренция, Рим, Неаполь... Тайная Вечеря, памятник
Коллеоне, Сикстинская капелла!..
Но между мной и небом Италии вырос этот громадный карлик с гнилостной
утробой. И я кунал тряпку в горячую воду и шмякал на мраморные плиты. Вода
растекалась по глади, я неумело гонял ее полукружьями под неотрывным
призором холодно-цепких глаз. Снова кунал и снова шмякал за Леонардо... за
Тинторетто... За Вероккьо... за розовые стены Дворца дожей... за серебристый
каскад Тиволи... за красный купол Брунеллески...
Видение возникло и погасло в те краткие мгновения, что я боролся с
подступившей дурнотой. Но я справился, так что ночной дежурный даже не
заметил моей слабости, и стал набирать телефон редактора.