"Юрий Нагибин. Моя золотая теща (Повесть)" - читать интересную книгу автора

герое столичных легенд. Но и услышав от Кати это имя, он тут же дал ему
выпасть из сознания, и никакое предчувствие не коснулось его беспечной души.
Виновника торжества он запомнил. Тот блестяще играл на рояле, вернее,
ловко, споро, с данной от рождения техникой барабанил по клавишам, подражал
известным певцам, блистательно, хотя тоже ломаясь, танцевал. Непонятно было,
зачем при таком артистизме, слухе и чувстве ритма понадобилась ему
юриспруденция. Но, возможно, он умел творить свои музыкальные чудеса, только
ломаясь, подражая кому-то, а сам по себе был пуст. Как в анекдоте про
знаменитого трагика, который мог страстно любить женщину в образах Отелло,
Макбета, Дон Жуана, а становясь самим собой, превращался в импотента.
Словом, ему понравилось в доме, куда привела его Катя, но сам он не
вписался в компанию: слишком был серьезен, молчалив - от застенчивости. Его
больше не приглашали. А вскоре началась война. Как-то мельком он услышал,
что Катина подруга и будущий юрист поженились и уже ждут ребенка. Его
удивило, что это произошло так быстро. Мы не следим за чужим временем. За
своим - тоже.
А потом минуло время, значительное для него и полное, как целая жизнь.
Он женился, ушел на фронт, издал книгу, был контужен, вернулся, потерял
жену, болел, якобы пришел в себя и стал военным корреспондентом, но вновь
нацельно не собрался. Оказывается, и для других людей время бывает не менее
щедрым на события. Он узнал об этом от Кати, с которой не порывал вяло
дружеских отношений. Впрочем, такими эти отношения казались только ему, Катя
вносила в них совсем иной смысл. Она жила на Тверском бульваре в огромной
комнате, оставшейся от родителей, рано умерших от туберкулеза. Комната была
отделена прихожей от остальной общей квартиры, что делало ее очень удобной
для дружеских сборищ. Война кровопролитно приближалась к победному концу, и
Москва пила, как в последний день. Провинция пила куда меньше столицы, он
убедился в этом во время своих тыловых командировок контузия время от
времени давала о себе знать, тогда его использовали в мирных целях. Там
почти не осталось мужчин, и женщины были озабочены телесным дискомфортом, а
не стремлением залить глаза. Москва же пила безудержно. И на очередной
пьянке у Кати появилась молоденькая, маленькая женщина на крепких, коротких
ножках, окатистая, как говаривал Лесков, стройная и звонкоголосая. Особенно
привлекала в ней румяная свежесть лица. Таких свежих лиц во время войны не
осталось, все несли на себе печать усталости, недоедания, отсутствия
витаминов, горячей воды и страха за близких. Эта молодая женщина, ее звали
Галя, а фамилию он, по обыкновению, пропустил мимо ушей, видимо, ничуть не
устала, хорошо питалась, не знала недостатка в свежих фруктах и горячей
ванне, не трудила душу страхом за близких. Она произвела впечатление очень
взрослой, уверенной в себе, неглупой и хорошо знающей свою цель женщины.
Впечатление, как выяснилось впоследствии, совершенно ложное, правда, свою
цель она знала твердо: выйти замуж, и как можно скорее.
Жизнь не предупреждает о предстоящих поворотах набатным колоколом, и
когда Галя, рано покинув компанию, ушла на своих коротких крепких ножках, он
не расслышал в постуке ее каблучков голоса судьбы. И на миг не мелькнуло
ему, что он входит в самый крутой и опасный вираж, опаснее войны.
В компании находился его приятель, сбежавший из госпиталя, где
залечивал рану в бедро, красивый, сероглазый, пепельноволосый парень с
костылем, придававшим ему романтический вид. Позерство Грушницкого
сочеталось в нем с умом и жестокостью Печорина. Он сказал: