"Юрий Нагибин. Время жить" - читать интересную книгу автора

всего один раз. Мы должны были взять, но так и не взяли воображаемую
(стратегическую) высоту. Этот тяжелый, неудачный бой описан в ряде моих
рассказов.
Постепенно у меня набралась книжка военных рассказов о связистах и
шоферах, переводчиках и политработниках, пехотинцах и фронтовых
хозяйственниках. Надо сказать, что перед войной издательство "Советский
писатель" намеревалось выпустить сборник моих рассказов, я рад, что сборник
этот не вышел. Право печататься дала мне война, все-таки первый мой сборник
"Человек с фронта", вышедший в "Советском писателе" в 1943 году, содержал
крупицы подлинного опыта, незадаром давшегося.
В ноябре 1942 года в связи с расформированием газет для войск
противника меня перевели на Воронежский фронт в седьмое отделение ПО
шестидесятой армии на ту же должность, пышно именовавшуюся
"инструктор-литератор". Здесь я пробыл недолго - месяц с небольшим. Мне
крупно не повезло, дважды подряд меня контузило. В первый раз во время
рупорной передачи из ничьей земли, второй раз на базаре в маленьком городке
Анне, куда меня направили в госпиталь. Я едва успел выменять у какой-то
бабки стакан варенца на катушку ниток, как откуда-то вынырнул немецкий
"горбыль", скинул одну-единственную бомбу, и я не попробовал варенца. Меня
отрыли, привели в сознание и отправили в Москву.
Я долго болел, а по выздоровлении обнаружил, что путь на фронт мне
заказан даже в качестве военного корреспондента. На мое счастье, газета
"Труд" получила право держать трех штатских военкоров, то есть не подлежащих
утверждению ПУРа. Я работал в "Труде" до конца войны. Мне довелось побывать
в Сталинграде в самые последние дни битвы, когда "дочищали"
Тракторозаводский поселок, вновь под Ленинградом, затем при освобождении
Минска, Вильнюса, Каунаса и на других участках войны. Ездил я и в тыл, видел
начало восстановительных работ в Сталинграде и как там собрали первый
трактор, как осушали шахты Донбасса и рубали обушком уголек, как трудились
волжские портовые грузчики и как вкалывали, сжав зубы, ивановские ткачихи...
Помимо газетных очерков, впечатления этих поездок воплотились в
рассказы, составившие сборники: "Большое сердце", "Две силы", "Зерно жизни".
А затем все виденное и пережитое тогда вернулось ко мне в новом образе, и я
снова стал писать о Волге и Донбассе военной поры, о Волховском и
Воронежском фронтах и, наверное, никогда не рассчитаюсь до конца с этим
материалом.
После войны я начал жизнь профессионального литератора. Еще в марте
1942 года, когда я был на Волховском фронте, меня заочно приняли в Союз
писателей. Произошло это с идиллической простотой. На заседании, посвященном
приему в ССП, покойный Леонид Соловьев прочел вслух мой военный рассказ, а
покойный А. А. Фадеев сказал: "Он же писатель, давайте примем его в наш
союз..."
Первое время я много ездил по стране и писал много очерков и рассказов.
Особенно значительной и щедрой на впечатления была поездка по Курщине,
длившаяся почти все лето. Год назад засуха опалила курскую землю, машинный
парк МТС был ничтожен. Пахали на коровах, а то и на себе, затем на полях
появился шадровский сеятель с лукошком, убирали хлеб косами и серпами; щи
варили из крапивы, кислая запущенка считалась лакомством. И вдруг, будто
оазис в пустыне, деревня Черкасские Конопельки, возле Суджи, колхоз "Луч",
зажиточный, сытый, звенящий песнями, а в нем председательница Татьяна