"Юрий Нагибин. Афанасьич (Приключения-90) " - читать интересную книгу автора

мог ступить без Сталина.
- Не было другого выхода, - развивал свою мысль Шеф. - Страна
задыхалась без валюты. И Рафаил, и Цициан, и этот, который весь черный,
становились тракторами, машинами, станками. Индустриализация, одним словом.
А что потом было? Расхищали страну, кто во что горазд. Хрущ раздарил
фирмачам Алмазный фонд, Катька Фурцева любому гастролеру Маневича совала. А
Маневич, не поверишь, одни квадраты малевал, сейчас в той же цене, как
этот... мать его, на языке вертится, ну, черный весь. А уж после фарцовщики
за дело взялись. Ихняя специальность - иконы. Пограбили по церквам да по
крестьянству - будь здоров! Но чумее всех для русской культуры - отъезжанты.
Сколько предметов на Запад ушло: ожерелий, браслетов, колец, диадем,
бриллиантов, изумрудов, сервизов - подумать страшно. Россию никому не
жалко, - голос Шефа дрогнул. - Я это к тому, чтобы ты чувствовал, какое
большое дело делаешь. Уж мы-то не уедем, не выпустим из рук, что России
принадлежит.
Афанасьич чувствовал. Это были лучшие минуты его жизни. Шеф обладал
редким умением очаровывать людей, которые ему служили. Он уже не раз дарил
Афанасьича такими вот экскурсами в большой мир культуры, истории, политики.
И жалко было, что Шеф вдруг свернул с серьезного разговора на ненужное
личное и стал выспрашивать Афанасьича, задал ли тот посмертного щупака своей
клиентке. Скажи честно, ты подержался?.. Правда, к этому времени Шеф до
конца дочитал пухлый том из своей особой библиотеки. Отмолчаться не удалось,
и Афанасьич сказал с укоризной: "Как вам такое в голову пришло?" - "А ты же
обмирал по ней", - трезвым и холодным голосом отозвался Шеф. Ну, откуда он
мог знать? Ни с ним, ни с кем другим Афанасьич сроду не говорил о своих
чувствах. На то он и "Шеф", а не "подшефный", что обладает даром видеть
тайное, что открыта ему подноготная окружающих. Иначе не мог бы рядовой
техник, пусть и с инженерским дипломом, стать одним из первых лиц в
государстве. Только на дружбе с Самим далеко не уедешь, мало, что ль, у него
таких дружков по всей стране.
- А, покраснел! - в голосе Шефа не было торжества, настолько он был
уверен в своей догадке. - Ишь, скромняга! А ничего особого в этом нет.
Мамочка рассказывала, во время Великой французской революции аристократки
платили палачу, отдавали перстни, золотые кресты, ожерелья, - Шеф кинул
взгляд на драгоценность, - чтобы он не имел их после казни. И не только
простые принцессы, сама королева Мария-Антуанетта откупилась от палача,
забыл его фамилию. Надо у Мамочки спросить. Она все помнит. Вот голова! Я ее
Коллонтайкой зову. Знаешь, кто такая Коллонтай?
- Нет.
- Надо знать историю партии. Первая советская женщина-посол и...
последняя. Пламенная революционерка. Одна из всей ленинской гвардии, которая
не села. У нас на Украине говорят: ще це за ум, ще це за розум!
И вдруг, как это не раз бывало, он перестал травить и серьезным,
деловым голосом заговорил о предстоящем деле, намеченном на послезавтра.
Афанасьичу предстояло выяснить отношения с профессором ГИТИСа, уезжавшим к
сыну в Канаду. Он не обладал громким именем, но в узком кругу специалистов
пользовался уважением как один из самых удачливых старушатников Москвы.
"Старушатниками" называются коллекционеры, которые шуруют среди старух,
порой берут над ними опеку и тянут до самой смерти, получая в наследство
всякую рухлядь, в которой нередко оказываются предметы высокой ценности. Не