"Юрий Нагибин. Афанасьич (Приключения-90) " - читать интересную книгу автора

было случая, чтобы старушатник не оправдал потраченных на старуху сил и
средств. Эта специальность требует терпения, выдержки и умения наступать на
горло не собственной, а чужой песне, когда слишком затянувшаяся,
бесполезная, мучительная и для себя и для других жизнь толкает мысль опекуна
к повышенным дозам снотворного или сильно действующей комбинации крепких
лекарств. Настоящий старушатник чтит уголовный кодекс и не идет на открытую
распрю с ним. Старушки всегда отходят чисто, не придерешься, до последнего
вздоха считая опекуна своим бескорыстным другом. Театральный профессор
скопил за долгую терпеливую жизнь кое-чего, но было у него и настоящее
сокровище: собрание древнекитайских эмалей. Они имеют какое-то специальное
название, но Шеф запамятовал и долго сокрушался, поминая Мамочку-Коллонтайку
и называя ее своей памятью. Дело не в названии, надо воспрепятствовать увозу
исконно русской ценности на Запад. И Шеф считал, что операцию хорошо
провести под шум, который подымется в городе в связи с гибелью артистки.
Обывательская мысль наверняка устремится к таинственной и дерзкой банде, и
это воспрепятствует возникновению темных слухов и грязных сплетен.
Афанасьича побочные соображения не интересовали, а суть задания он дано
уже усвоил. Хладнокровие Афанасьича чем-то задело Шефа. Он спросил, глядя в
упор:
- А если тебе прикажут меня замочить, как поступишь?
- Никто мне такого не прикажет, - спокойно ответил Афанасьич.
- Нет, а все-таки... Представь себе такую ситуацию.
- Как я могу ее представить, если выше вас никого нет?
- Ну а понизят меня? - домогался Шеф, сам не зная для чего.
- Я вас очень уважаю, - тихо сказал Афанасьич.
Шеф не понял застенчивого сердца Афанасьича и застонал. Ну,
договаривай. Уважать-то уважаешь, а долг служебный выполнишь. И не верхний я
вовсе, есть повыше меня. Да и не в этом дело... Нет у нас личной
преданности, только - креслу. Пора на покой этому судаку. Жаль, что нельзя
его просто на пенсию: годы не вышли и знает слишком много. Второго такого не
скоро найдешь. Но, как говорится, незаменимых людей нет.
- Ладно, Афанасьич, ты побежал. Не то в клуб опоздаешь. Хочешь на
посошок? Вольному воля. Была бы честь предложена. Бывай!
Он вышел вслед за Афанасьичем в прихожую, затворил за ним дверь,
наложил засовы, вернулся в кабинет и по внутреннему телефону попросил жену
зайти к нему.
И она пришла. Она вшумела в комнату, "как ветвь, полная листьев и
цветов", так, кажется, у Олеши? И как всегда, ее появление отозвалось сушью
в горле. Ее спелая, налитая прелесть, уму не постижимые формы неизменно
заставали его врасплох. Она была чудесна двадцатилетней, но с годами,
особенно шагнув в зрелость, делалась все лучше и лучше, как бы стремясь к
заранее предназначенному наисовершеннейшему образу. Иные женщины перегорают
в молодости, большинство - к сорока (тридцать девять не возраст - состояние,
которое длится годами), а Мамочка широко отпраздновала сорокалетие и в том
же победном сиянии двинулась дальше.
Высокая должность и соответствующий ей чин, то особое положение, в
которое его ставила дружба с Самим, весь достаток были выслужены им
самоотверженным трудом, бессонными ночами, личной верностью, беззаветной
преданностью социализму в его нынешней завершенной, как спелое яблоко, форме
(в этом немалая заслуга его Друга по техникуму-институту), но Мамочку, если