"Синъитьиро Накамура. Оживший страх (Современная японская новелла) " - читать интересную книгу автора

земель, пожалуй, даже в их собственных глазах будет просто отплатой за то
зло, которое они причинили странам Восточной Азии своими агрессиями, и
ничуть не будет противоречить духу милосердия. Пойми, что если мы убиваем
китайцев, то это благородное жертвоприношение "во имя светлого будущего
человечества, а сентиментальная теория всеобщего мира изобретена европейцами
для самозащиты и значит не больше, чем теория господства евреев над миром.
Стыдно увлекаться такими идеями".
Он словно совершал паломничество в поисках обетованного решения. И
когда путь его подошел к концу, он понял, что ни одна из теорий, с которыми
довелось ему познакомиться, не избавила его от страха перед убийством.
Однако он видел, что существовало несколько возможностей уцелеть, поэтому он
колебался.
Эти колебания оборвались разом - в тот самый момент, когда он вскочил в
автобус, собираясь ехать в родные места, чтобы предстать перед врачебной
комиссией. Со всей решимостью он сделал ставку на самоубийство. Но его
тяготило сознание того, что им выбран одинокий, никем не понятый путь, и
такой выбор привел его в состояние глубокой тоски и потерянности. Поэтому, с
одной стороны, решившись на что-то определенное, он обрел душевный покой, но
где-то сразу под этим чувством покоя гнездился неописуемый страх.
- Не знаю, поняли бы меня нынешние двадцатилетние, если бы я попытался
объяснить им, что это был за страх. Современная молодежь, не попадавшая в
такие тупики, может быть, станет презирать меня за то, что мной руководило
стремление сохранить чистые, ничем не запятнанные руки...
К тому же есть совершенно разные представления о том, что такое, армия.
Однажды, уже после войны, он был глубоко потрясен, прочитав в статье одного
обозревателя, что человек, который в армии не был хорошим солдатом, ни к
чему не годен и в мирной жизни, такая концепция и принятое им решение,
ужасавшее его самого, существовали как бы в разных измерениях, и он
рассказывал, что, встречаясь с тем обозревателем, иногда так пугался, будто
видел перед собой чудовище.
Однако что же все-таки сталось с его решением? Сегодня, оглядываясь
назад, мы можем отнестись к случившемуся с понятным юмором, ибо тогда же, в
самые ближайшие дни, он прошел медицинскую комиссию. Выяснилось, что его
здоровье безнадежно расстроено, и он получил освобождение от военной службы.
Значит, всего тремя сутками исчислялось то время, пока он, мучимый страхом,
упорствовал в своем намерении совершить самоубийство. Но если бы его не
освободили, он, с его малодушием, наверно, сошел бы с ума от страха еще до
получения повестки, неотступно думая о своем решении. А если бы он оказался
на фронте, так и не осуществив своего плана, пусть бы даже он не участвовал
в сражениях, тело перестало бы отправлять нормальные человеческие функции, и
моего друга отправили бы в сумасшедший дом. Мое мнение - он уже по
конституции своей не был годен к тому, чтобы стать военным...

- Я получил освобождение от воинской повинности и снова обрел душевный
мир. Война близилась к концу, и, хоть полем боя стала Япония и я мог умереть
от пули врага, все это не имело отношения к моей совести, а уж перенести
страх смерти было вполне в моих силах. По сравнению с гибелью в одиночку это
был просто пустяк исходя из той логики, которую никто, кроме меня, не
понимал.
Напоследок я задал ему только один вопрос.