"Йохан П.Натер. Ван Гог (Биография) " - читать интересную книгу автора

не был, я вижу там Бога. Неважно, кто читает проповедь, и какую, ведь дело в
самом духе Евангелия, а его я нахожу в каждом храме'. До сих пор помню его
радостное, счастливое лицо, когда ему, наконец, удалось заполучить меня в
спутники. Когда мы возвращались, он спросил: 'Ну, убедился, что прекрасные
своды и звуки органа гораздо лучше, чем твоя вечная сигарета и кружка пива?
Пойдешь со мной снова?'. Отказать ему было трудно, и я стал часто
сопровождать его.
Бывало, он предлагал нам - мне и другим квартирантам - почитать вслух.
Мы обычно соглашались, чтобы не обидеть его, вот только самый младший из нас
не упускал случая подразнить Ван Гога. Во время чтения он прерывал его
язвительными замечаниями или пытался рассмешить нас, строя уморительные
гримасы. Однажды я сказал Винсенту: 'Оставь ты этого парня в покое, ему ведь
лишь бы посмеяться'. Но тот ответил: 'Ничего, Горлитц, пусть веселится, он
еще не созрел. Но если мое чтение заставит его хотя бы на несколько минут
задуматься о Боге, то мои старания будут вознаграждены сполна'. Да,
рассердить Ван Гога было непросто! Он жил, как святой, и был неприхотлив
подобно монаху. За обедом мы ели с аппетитом голодных волков, но он - нет!
Мяса не употреблял, разве что маленький кусочек по воскресеньям, да и то -
по настоянию хозяйки. А так, четыре картошки, еще какие-то овощи и немного
мясной подливки составляли его трапезу. Если мы уговаривали его питаться
получше ради собственного же здоровья, он говорил: 'Ах, все телесное - это
не так важно. Растительной пищи мне вполне достаточно, в мясе же я вижу
ненужную роскошь'.
Как-то в субботу мы с ним и с еще одним квартирантом вышли прогуляться,
и нам повстречалась бездомная собачонка - худющая, облезлая, глаза жалобные,
голодные. У Ван Гога была какая-то мелочь - все его деньги, ведь дело было в
конце месяца. Так вот, купил он для этого пса две булочки за пять центов и
радостно наблюдал, как тот слопал их до последней крошки. Потом вернулся к
нам и объявил: 'Знаете, что собака мне сказала? А то, что ей очень хочется
добавки'. И купил ей еще хлеба. Теперь ему не оставалось денег даже на
табак: единственное удовольствие, которое он себе позволял.
Но как прилежно не трудился этот парень, как не пытался казаться
довольным и веселым, жизнь у него была нелегкая. Сидя в конторе за своим
бухгалтерским столом, он читал, переписывал проповеди, псалмы, библейские
тексты. Он пытался совмещать это занятие с работой, в чем плохо преуспевал.
К тому же оказалось, что торговец из него никакой. Наряду с бухгалтерией в
его обязанности входило обслуживание покупателей. Бывало, что Ван Гог
уговаривал богатую даму, приценивающуюся к дорогой гравюре, купить другую,
гораздо дешевле, в которой он сам видел какую-то особенную ценность. За
такой явно некоммерческий подход к делу его ругали, что - я знал - причиняло
ему боль. Я не мог понять, почему он не бросал работы. Но Винсент как-то сам
объяснил: он не хотел больше обременять своих родителей, ему давно пора было
самому зарабатывать на хлеб, а в Лондоне и Париже он уже потерпел неудачу.
'Да, Горлитц, - прибавил он, - я здесь зарабатываю столько же, сколько
прежний бухгалтер!'. Это было, конечно, не так, его опытный предшественник,
несомненно, получал, больше, но я не стал разрушать иллюзии бедного парня.
Пристрастие Ван Гога к религии день ото дня становилось сильнее.
Однажды он пригласил меня к своим родителям в Эттен-Лейр. Помню, его матушка
спросила: 'Господин Горлитц, как живет мой Винсент? Мое сердце не спокойно -
пожалуйста, не скрывайте ничего!'. На это я ей ответил: 'Госпожа Ван Гог,