"Яков Наумов, Андрей Яковлев. Схватка с Оборотнем" - читать интересную книгу автора

гайки, послали советников в наши отряды. По приказу штаба я пошел вахманом в
лагерь военнопленных. Это был спецлагерь. Туда собирали самых упорных. У нас
была инструкция, тайная даже для эсэсовцев, отбирать в кадры тех пленных,
кто изъявит желание служить независимой Украине. При этом строго проверять
происхождение, выяснять, украинцы ли эти люди... Украинцы ведь жили везде -
и в Сибири, и на Кубани, и в Средней России. Вот их мы и должны были
вербовать. Два года я был в лагере. Там я перестал быть человеком... В
лагере все зверели. Одни оттого, что их все боятся, другие - что всем они
ненавистны, а чаще всего мы, вахманы, - оттого, что нас и боялись и
ненавидели. Зверели от власти. Есть резиновая дубинка и пистолет. Можешь
делать что хочешь. Хочешь - убей, никто не предъявит претензий, потому что
пленный для немцев дешевле скота и издеваться и запугивать его входит в
программу перевоспитания.
- Вы лично принимали участие в издевательствах и убийствах?
Коцура опустил голову.
- Принимал участие в расстрелах. А так лично, - он приложил руку к
груди, - хотите верьте, хотите нет, по своей охоте, никого не убил. Бить -
бил. А убивать - нет. Я верующий... В сорок третьем году наметились
расхождения среди нашего командования. Кое-кто уже не желал помогать немцам.
При первом известии об этом я ушел. Многие еще оставались. Был у нас там
страшный человек - Ткачук: палач, по натуре садист, тот оставался в лагере
почти до вашего наступления. Принимал участие в расстрелах последних
военнопленных, потом пришел к нам. Его курень был самый страшный.
- О его судьбе что-нибудь знаете?
- Однажды был я в Иркутске в командировке и бродил по рынку. Там и
встретились. Хотел было скрыться, да не вышло. Выпили, поговорили. Выпытывал
у меня обо всем, а о себе - ни звука. Ну и я стал врать, что и как. А ночью
черт его знает отчего проснулся, гляжу - Ткачук сидит за столом и читает
что-то. Я слежу за ним; он встал, подошел к моему пиджаку и сунул в карман
мой паспорт. Все обо мне узнал, сволочь! А я о нем ничего. Так и расстались.
- Значит, он жив?
- Жив. Да и многие живы. То есть немногие как раз. Большинство погибло.
Некоторые уже отбыли ссылку, вернулись на Львовщину и Тернополыцину, кто
осел в Сибири... Но есть, конечно, и скрывшиеся, как я. Мало, но есть.
- Вы кого-нибудь знаете?
- Никого, кроме Ткачука.
- Продолжайте.
- Я стал сотенным командиром в курене Пивия. Атаман наш советскую
власть ненавидел. Ребята у него были отборные. Мы начали операции в тылах
ваших наступающих армий. Но нам сильно мешали ваши партизаны. И нам пришлось
уйти в болота. Затаиться...
После войны опять началась коллективизация. Крепкий мужик побежал к
нам. Мы убивали по селам всех, кто за Советы, нападали на отдельные воинские
части, взрывали поезда с мобилизованными солдатами. Нам тоже крупно
доставалось, потери были большие, но драться было можно. Потом часть наших
отрядов пошла через Польшу и Чехословакию на прорыв в Западную Германию.
Большая часть их погибла, но кое-кто дошел. Степан Бандера устраивал их
потом в мюнхенские пивные. Остальные продолжали драться. Но скоро поняли,
что борьба безнадежна. Из местных комсомольцев создавались истребительные
отряды. В них служили местные - и это было самое страшное. Они знали леса и