"Евгений Наумов. Черная радуга" - читать интересную книгу автора

отверстия для веревок-креплений, - вот и коньки готовы. Но и такие коньки
были далеко не у всех.
Зато санки готовили просто: в таз наливали жидкий коровий навоз, затем
его выставляли на мороз. Утром замерзшее содержимое вытряхивали - вот и
санки. В навоз вмораживали веревку, чтобы держаться за нее, скатываясь с
горы, а потом тащить санки на гору. И как лихо летали они на этих навозных
санках! Как весело катались на деревянных коньках!
А сейчас? - уныло размышлял он, пока накатывались волны виденицы. "Не
хочу эти, купи лучшие!" Все дело в том, что тогда не было зависти. Вернее,
она носила другое обличье. Завидовали только тому, что у кого-то есть, а у
тебя нет, а не тому, что у кого-то лучше.
Потом скитания беспризорника. С раннего детства в ушах его стучат
колеса поездов... Ездить тогда было легко - общие вагоны, давка, всеобщая
неразбериха. Маленькому хлопчику ничего не стоило прошмыгнуть между ногами,
а потом отчаянно завопить в лицо затюканному проводнику: "Ой, мама уже села,
мама-а-а!" Люди на руках вносили его в вагон. Пока проверка, пока
разберутся, много километров останется позади.
Вскоре он уже знал все крупные города Украины: Киев, Харьков, Донецк,
Львов, Станислав (ныне Ивано-Франковск), но не по учебнику географии.
Правда, ни в одном из них он не был дальше вокзалов, куда прибывал без
железнодорожного билета и отбывал без него.
Но поездки становились все короче - порядок налаживался: за
беспризорников взялись всерьез.
- Облава! Атас!
За воротник сыпануло морозом. Шайка беспризорников, в которой оказался
и Матвей, как раз чистила чей-то сад. Кубарем слетев с дерева, он бросился
через забор, забыв, что тот усеян по гребню битым стеклом: есть же
свинорыла, что оберегают свое проклятое добро таким вот людоедским способом.
Острие распахало ладонь почти до кости. Стараясь не закричать, Матвей
прыгнул с забора и попал прямо в чьи-то жесткие объятия, в лицо пахнуло
табаком.
Детдом... Этой виденицы он не хотел, но она наплывала - пошло все
неразрывной цепочкой. Послевоенный детдом в Западной Украине. Опять
постоянное чувство голода - обслуга воровала почем зря, и дети получали
скудные порции, "пайки", как их называли, - с ударением на первом слоге. За
каждую двойку, принесенную из школы, воспитатели щедро награждали их
увесистыми оплеухами. Может, потому Матвей и учился с тех пор всегда на
"отлично" - очень неуютно, когда взрослый с размаху лупит тебя по морде,
даже если этот взрослый и женщина: ручки у них тоже не легкие были.
По лесам еще вылавливали и отстреливали бандеровцев, иногда их трупы
привозили на центральную площадь города Косова: чтобы опознали родственники
и забрали. Но их не спешили забирать: при этом самих могли забрать.
Детдомовцы тоже бегали смотреть на мертвецов. Грязные, небритые, засаленные,
почему-то всегда без обуви, с синими пятками, они лежали рядком, как братья.
Не зря ведь называли себя "лесными братьями".
Но самое яркое воспоминание - директор детдома Дудко. До сих пор Матвей
хорошо помнит его фамилию. Лихой парень, футболист. Бывший фронтовик,
демобилизованный из интендантов-ефрейторов, выдававший себя за боевого
офицера, с жидким рядком медалей на груди, несмотря на молодость уже
раздобревший от краденых продуктов.