"Священник Иоанн Наумович "Путеводитель доброй жизни"" - читать интересную книгу автора

кончил допрос, я рассказал еще, как с меня требовали тысячу рублей, как
потом спустили на восемьсот, как Мендель посылал к жене моей Шепса и
прочее, и прочее. Меня освободили, а Менделя и обоих чиновников заковали в
кандалы увезли во Львов и там отдали под уголовный суд.
По выходе из тюрьмы первым делом отправился я к духовному отцу моему,
покойному Андрею Левицкому, и поблагодарил его за избавление от великой
беды. Не вступись за меня покойный батюшка, да не будь прислан окружной
чиновник от губернатора, кто знает - чем дело бы кончилось, и какие еще
муки пришло бы мне принять! Те пятьсот рублей, что жена хотела отдать
еврею, я пожертвовал на новое Евангелие и на серебряную чашу: они и до сих
пор в нашей церкви.
Николай. Ну а как же все это кончилось?
Онуфрий. Да нашлись за меня и еще свидетели.
Бартушкевич, как обыкновенно бывает у таких пропащих людей, водился с
такою же, как сам женщиной, бросившей мужа. Звали ее Франциска. В тот день,
когда они с Менделем порешили сжить меня со свету, дал ему Мендель
пятьдесят рублей вперед, в счет, значит, моих четырехсот червонцев
Бартушкевич, почувствовав в кармане столько денег, взял с собой Франциску и
пошел тягаться по шинкам до полуночи. Вернулись они, крепко выпивши, и
Бартушкевич спьяну взял да и рассказал ей о своей сделке с Менделем, как
получал деньги и прочее. Сапожник с женой, у которых они жили на квартире,
весь разговор этот и подслушали.
На другой день - по всему посаду говор: случилось то-то и то-то.
Сначала не могли они взять хорошенько в толк, что и как случилось, но
Мендель сказал Франциске, что беда, мол, стряслась случайно, по ошибке,
однако же, чтобы она зря не болтала, те деньги, что он обещал Бартушкевичу,
он выдаст ей. Франциска пуще прежнего стала пить, да раз спьяну и
рассказала всю подноготную сапожнику с сапожницей. Когда Менделя отправили
скованного во Львов, сапожник с женой стали громко рассказывать, что
слышали, и гнать Франциску с квартиры.
Дошли слухи до начальства, потребовали сапожника с женой, они подтвердили
все, что рассказывали, и Франциску арестовали.
Мендель сгиб в тюрьме, не дождавшись виселицы; имущество его продали с
молотка и выплатили мне все, что следовало, как по расписке, так и за
выигрыш. Франциску продержали в тюрьме что-то с год, потом выпустили, а
чиновник... Как-то лет пятнадцать спустя, поехал я в Большовец на ярмарку
покупать волов: вижу - стоит нищий, седойпреседой, сгорбленный, нюхает
табак из лубяной тавлинки.
Присмотрелся к нему - полицейский чиновник, тот самый, что
своими золотыми перстнями расписывал мне лицо! Заметив меня,
снял он шапку, кланяется: "Благодетель, милостивец,
пожертвуйте бедному, несчастному!" - Не узнал! Кажись, и
мозги-то у него не совсем уж были в порядке. Я и спрашиваю:
- А как ты прозываешься?
- Подгурский, благодетель мой, Подгурский.
- Ну, ну, - говорю, - ты - Подгурский, а я -
Грушкевич, - и бросил ему на ладонь двугривенный.
- Грушкевич, Грушкевич... знаю, знаю! Взглянул на меня,
облобызал мою руку и побежал в кабак... Такая вышла история...
Понимаешь ли теперь, что значит: Очима твоими смотриши, и