"Николай Алексеевич Некрасов. Двадцать пять рублей " - читать интересную книгу автора

другого радостями... Для одного она устроит любовное свидание, достанет
свежих устриц, сбавит цену акций на бирже, для другого приготовит нечаянную
отставку, распустит клевету, забежит к журналисту, попросит, покланяется,
продиктует ему статью, для того чтобы любимец ее не нуждался в несчастии, не
забыл роли, которую она ему назначила.
Дмитрий Иванович бросил журнал под стол и взялся за другой. И в том не
щадили его поэмы... В третьем то же. В газете - то же. В другой - то же!
Разругали, разругали и разругали!
Несчастный, пиши антикритину... Нет, лучше схвати аршин антикритика, с
костяным набалдашником, и беги... нанеси твоим врагам удар сильный,
решительный... Боишься! Так узнай их семейные тайны, их отношения в свете,
их дурные поступки. Представь их людоедами, кровопийцами, людьми без
орфографии, самозванцами... Скажи, что они глотают таланты как устриц,
убивают их как мух, или выдумай и еще что-нибудь ужаснее... Советую тебе для
вящего уразумения исковеркать их фамилии, а имена оставить настоящие; если
знаешь, напиши улицу, где они живут, да не забудь в конце статьи расхвалить
самого себя, из скромности. Так делают же - и хвалят и ругают самих себя,-
ты знаешь, люди не без имени!
Перед вечером пришел к мятежному Дмитрию Ивановичу конторщик,
заведовавший его изданием с политипажными рисунками.
- - Что, как идет подписка? - спросил он.
- - Плохо-с. Только семь подписчиков... И то пятеро без денег по вашей
записке, а вот за двоих деньги; десять экземпляров журналистам послано...
Опять неудача, пощечина судьбы в самое чувствительное место сердца, в
карман, в разбереженную рану. Нет, и не Дмитрию Ивановичу этого бы не
вынести!
- - Нужно, сударь, денег. Переводчик просит, типография не выпускает
последнего листа, бумаги нет, корректор отказывается, разносчики ушли.
- - Хорошо, я ужо пришлю.- Дмитрий Иванович взял шляпу и вышел... Он
был почти в помешательстве. Чувства его отупели. Только память сохранила
последние слова конторщика, и он бессознательно побрел к банкиру, чтоб взять
денег. Подходит к его квартире, звонит, - выходит неизвестный лакей и
отвечает, что банкир давно съехал... Он к дворнику: тот объявил, что банкир
восемь дней назад укатил за границу.
Заедии опрометью бросился в контору пароходства... оказалось, что
дворник прав. До газет ли было Дмитрию Ивановичу, когда он утопал в любви,
был женихом и готовился быть мужем, а между тем в этих газетах было
объявлено об отъезде банкира несколько раз. О любовь! Как ты вредишь
человечеству!
Дмитрий Иванович бегал, справлялся, не оставил ли где банкир его суммы,
не перевел ли на кого... увы! нет!
Страшно сжалось сердце Дмитрия Ивановича; он понял все, понял, к чему
судьба вела его, охватил в одну минуту все прошедшее, все будущее, и в уме
его нарисовалась страшная, бесконечная таблица в две графы: в одной были
вписаны по нумерам в последовательном порядке все его предприятия, в другой
аршинными буквами поперек написано роковое слово неудача, длинное, как
Невский проспект. И все, что он доселе думал, что видел, на что надеялся,-
слилось для него в это слово, в эти роковые звуки, которые раздирали слух
его, как музыка "Роберта Дьявола", перемешанная с нестройным хором
настоящего ада. Буквы этого слова скакали перед ним, плясали качучу, делали