"Виктор Некрасов. В родном городе" - читать интересную книгу автора

Парикмахер стал брить усы. Николай не мог отвечать на вопросы и, следя
в зеркале за движениями парикмахера, старался припомнить, как выглядит
тридцать восьмой номер, о котором говорил мальчишка во дворе. Сначала ему
показалось, что это тот большой серый дом, в котором была мясная лавка.
Затем, - что маленький, двухэтажный, с обваливающимся балконом. Потом
вспомнил, что маленький - это тридцать четвертый, серый - тридцать шестой,
а следующий за ними, - он не помнил какой, - но помнил, что перед ним рос
старый, дуплистый вяз с кучей вороньих гнезд, под которыми тротуар всегда
был белым. Очевидно, это и есть тридцать восьмой.
Николай стал думать о Шуре, но сразу же постарался отогнать эту мысль:
Шура почему-то представилась ему похожей на ту женщину из двадцать
четвертого номера - худой, поблекшей, с морщинками возле глаз. Чтоб не
думать об этом, он стал рассматривать в зеркало пышную кассиршу, которая
опять забралась за свою перегородку и от жары и безделья клевала носом.
Парикмахер сделал компресс, массаж, запудрил все лицо, отчего оно стало
розово-лиловым, и, стряхнув последние волоски, сказал:
- Ну что? Правильная работа?
- На десять лет помолодели, - сказала из-за своей загородки кассирша, -
жена не узнает.
- Узнает, - рассмеялся Николай и еще раз, издали, посмотрел на себя в
зеркало. Если б не белесые, выгоревшие брови и слишком широкий нос, он
совсем был бы собой доволен.
Он заплатил лишнюю десятку и вышел. Парикмахер, прощаясь, усиленно
приглашал его заходить почаще.



2

Тридцать восьмой номер оказался именно тем домом, о котором подумал
Николай. Вяз по-прежнему стоял на своем месте, и по-прежнему над ним
вились вороны, а на тротуаре белели пятна. Дом был пятиэтажный, кирпичный.
Маленькие тонконогие девочки, отчаянно визжа, играли на тротуаре в
"классы".
Переходя с противоположной стороны, Николай посмотрел на окна третьего
этажа (мальчик говорил, что на третьем этаже) и решил, что второе справа,
с беленькой занавеской, из-за которой выглядывал фикус, и есть Шурино.
Николай вошел в парадное и по темной лестнице, с забитыми фанерой
окнами, поднялся на третий этаж. Там оказалось две двери, одна против
другой. На правой висела бумажка с указанием, сколько кому стучать.
Фамилия Митясовой на ней не было. Николай постучал в дверь напротив.
Где-то в глубине, очевидно на кухне, слышны были голоса, но никто не
открывал. Он постучал еще раз. Никто не подходил.
"Если и сейчас не откроют - значит, все в порядке", - загадал Николай,
и в ту же секунду донесся далекий женский голос:
- Эмма, слышишь же, стучат! У меня руки мокрые...
Не дожидаясь Эммы, Николай торопливо постучал третий раз, и за дверью
раздалось веселое детское: "Сейчас, сейчас!.."
Дверь отворила девочка лет двенадцати.
- Вам кого? - спросила она.