"Виктор Нель. Поэт Мема" - читать интересную книгу автора

жизнь поведать хотел.
Верите ли, но три шага до прохода я натурально чувствовал ствол,
направленный мне между лопаток. Ерунда, конечно, но все же. Когда проводник
остановил меня возле титана со словами "Как там этот, в ушанке,
отмороженный? Наряд вызвать?", я на секунду позорно замешкался.
- Да нет, ничего, все спокойно, - ответил я, стыдясь собственного
замешательства, и пошел на место. Мема не изменил позы. Все также не моргая
глядел он на стакан с оплывшей бумагой в остывшем чае.
Я постарался записать его сбивчивый рассказ как можно точнее, хоть до
сих пор не понимаю, зачем. Получилось, конечно, ровнее, чем было на самом
деле. Писал я уже на следующее утро, когда остался один. Лексикон его
передать было совершенно невозможно, кое-какие слова я дополнил по смыслу,
забыв уже, как именно он говорил. Ну и пауз тоже не будет видно, длинных,
изнурительных пауз, когда он впадал в какое-то оцепенение, а я не решался
открыть рот.

Рассказ Агамемнона

С малу я был не такой. Не зря видать батька меня так назвал. Тогда
боролись против греческого диктатора. Ну меня и окрестили. Даже поп отец
Михаил перекрестился лишний раз, когда имечко мое выговаривал. Он мне
говорил потом, какой из тебя, Мемка, к ангелам, грек. Ты вон рябой весь и на
башке солома. Мамка рассказывала, в сельсовете не хотели бумагу давать.
Потом плюнули.
Батьку я не помню, его через год плугом порезало. А мать при церкви
хозяйничать стала. У отца Михаила попадьи не было, приход какой при
советской власти? Вот мать за харчи и батрачила, да за крышу. Во флигельке
мы жили.
У попа я и грамоте научился. Слушал, как он псалмы читает, а сам
глазами в книгу. Мне даже теперь сбоку читать легче, будто китайцу, сверху
вниз.
Когда в школу пошел, мне шести не было, а читал бойко. Бивали за это.
Школа наша маленькая была, в первом классе до девяти сидели. Это после уже
спортзал построили и библиотеку. Попенком дразнили.
Глебу тогда восемь было. Он меня защищал тогда. За справедливость.
- Ты Агамон, шурной какой-то, - говорил он мне, - тебя когда-нибудь
тоже переедет.
А и верно. Я как увижу чего, хоть бабочку, так и замру. И глядеть могу
долго-долго. А Глеб подойдет и хлопнет по ушам. Больно, а терплю.
- Это я тебя, - говорит, - к жизни тренирую. Трактор, небось, шутить не
будет.
Так и жили. Я, помню, отца Михаила спрашивал:
- Что это во всем есть? Будто внутри всего еще чего-то сидит. Где
белое, а где темное. А разглядеть не дается.
- Дар у тебя, Мема, - смеялся поп, - душа это. Душа во всем есть. Не
каждому ее видеть дано. А кому дано, у того жизнь тяжка.
Играли мы у хлева. Вдруг Кланька кричит:
- Крыса, крыса!
Ну мы подбежали. И верно, в свиной лохани крыса. Свалилась, видать, и
не выскочит никак. Пацаны стали ее палками шугать, а та орет. Тонко так,