"Валентина Немова. Святая святых женщины " - читать интересную книгу автора

- Ничего страшного, - говорит тот, что выходит из квартиры вторым.
- Спасибо, - благодарю я.
- Не болейте.
- Не от нас зависит.
На следующее утро все повторилось, с той лишь разницей, что приехали не
мужчины, а две женщины. В квартиру вошли с такими злыми, суровыми лицами,
точно позвали их не в жилой дом, а в тюремную камеру, чтобы обслужить
преступников, которым они желают сдохнуть поскорей...
Заходила я недавно в поликлинику. Видела такую сцену: по одну сторону
барьера, отделяющего регистратуру от вестибюля, теснятся больные, в основном
старушки и старики, пенсионеры, с умоляющими, как у всех больных, лицами. По
другую - регистраторши, молодые, красивые, полные жизни девушки -
отвлекаются, переговариваются друг с другом, больных слушают вполуха.
Фамилию не расслышат - карточку, естественно, отыскать не могут. Посылают
человека туда-сюда, отмахиваются, как от назойливой мухи. А на лицах
девчонок этих в белых халатах такое мученическое выражение, как будто они
здесь больные, а не пришедшие просить о помощи старики. Чем, собственно, они
недовольны? Тем, что эти люди, толпящиеся перед регистратурой, лечатся и
лечатся? Да как же больному не лечиться? Кому же тогда лечиться? Здоровому?!
Бесит их то, что наши матери и некоторые отцы, дедушки и бабушки долго
живут? Так это же прекрасно. Это значит, что и мы, наши дети и внуки тоже
будем долго жить. Прекрасно, что они живы. Пока родители наши живы, мы
молоды. Вот ведь в чем суть. Кто они такие - наши родители? Что для нас
сделали? Все, чем мы теперь пользуемся. Построили города, войну выиграли.
Победили зло своего времени. За это преклоняться перед ними надо, а не
шпынять их. Была я в юбилейном 85-м в Ленинграде, как раз 9 мая. Видела
военный парад. Впереди шагали ветераны. Многие из них шли, прихрамывая. Но
не стыдились своих физических недостатков. Гордо несли голову. Грудь у
каждого - вся в орденах. Чего стесняться? Смотрела и думала: "Красиво
хромают ветераны"! Мы, к сожалению, ко всему привыкли и разучились
завидовать героям. Научились сердится на слабых, а не помогать им. И не
потому ли, что сами слабые? И не только телом - душой! И не смущает это нас
нисколько. Не удосуживаемся мы даже скрывать этот наш недостаток.
- Предела нет! - говорю я резко теткам в белых халатах, чтобы
перечеркнуть приговор больной, написанный у них на лицах. Приговор моей
маме. - Предела нет! У каждого свой срок. И никому не дано знать, кто
сколько проживет.
Врач послушала, как бьется у моей мамы сердце, и, отвечая на мои слова,
принялась читать лекцию о старческих изменениях в организме человека. Я еле
сдержалась, чтобы не наорать на нее. Зачем нам эти лекции, запугивающие
больных, отнимающие у них надежду? Старость, видите ли, виновата в болезнях!
А вот напротив мамы лежит и даже не подает голос молодая. Она молодая, но ее
болезнь, одна, страшнее маминых трех. А вы, медики, ее не лечите. Не можете
вылечить. Лекарства для нее не придумали! Но ведь от маминых болезней
лекарства есть! Так лечите старую. Пусть живет на лекарствах! Нам, ее детям,
надо, чтобы она долго жила. Лечите! Лечите! И не с такими лицами - все это
мне хочется бросить в глаза медикам, но я молчу. Молчу, чтобы, откровенно
высказавшись, не расстроить маму и сестру. Медсестра пошла в ванную, чтобы
под краном помыть шприц. Я за ней следом. Смыла кровь, алую кровь моей живой
мамы. Живи, мама, назло таким бессердечным докторам, на радость мне!