"Збигнев Ненацкий. Я - Даго (Dagome Iudex #1)" - читать интересную книгу автора

хотелось ломать до конца гордости коня, желая только послушания и того
прекрасного, мужественного чувства, что меж твоими бедрами находится такое
великолепное и красивое животное.
- Винд, Виндос, милый, - не переставал повторять он, будто заклинание.
Наконец недвижный жеребец низко опустил голову. Побежден он или
только коварно притворяется спокойным? Даго спрыгнул с седла и осторожно
коснулся розовых ноздрей, а затем попробовал заглянуть в голубые глаза. Как
же редко попадаются жеребец-альбинос! Ради обладания им Даго убил уже двоих
людей. Скольких убьет еще? А может этот жеребец знал, что мог гулять на
свободе в каком-нибудь из святилищ, и только изредка запрягали бы его в
священную повозку, чтобы по движениям ног, тела, по фырканию ворожеи могли
бы предсказывать людскую судьбу? Может и вправду не хотел он соединять свою
судьбу с переполненной опасностями и сражениями жизнью Даго?
Теперь жеребец дышал громко и хрипло. Даго оттер его покрывшиеся
пеной бока своей льняной рубахой. И только через долгое время, все еще
спутанного, свел он его вниз, к воде, где позволил напиться. Когда они
возвращались вверх по склону, жеребец мог укусить Даго в руку, но не сделал
этого. Даго ответил ему улыбкой и погладил по шее. На поляне он вынул изо
рта Виндоса удила и подал с руки последний кусок ячменной лепешки, сам
оставаясь без ужина. Затем он отпустил Виндоса, чтобы конь мог щипать траву
меж березками, Жеребец оставался спутанным и далеко зайти не мог. Впрочем,
в любой момент Даго мог сделать аркан и поймать его, поскольку и это умение
не было ему чуждым.
Он уселся на поляне в тени толстого бука и приглядывался к спокойно
пасущимся лошадям. При этом он внимательно прислушивался к лесным звукам -
такому как он опасность грозила всегда и везде. Эта старая гарь говорила,
что когда-то здесь жили люди, а когда земля перестала родить, они
перебрались подальше, но может и не слишком. Речные берега всегда
привлекали человека, а здесь была страна враждующих с франками воинов.
Это из-за них, только перейдя брод на реке Альбис, он сразу же снял с
головы шлем, на языке спалов называвшийся "шелом", украшенный четырьмя
золотыми пластинками и охваченный понизу обручем с отверстиями для
кольчужной сетки, защищавшей шею. Шлем он спрятал во вьюк, сделав то же
самое и с позолоченным ромейским панцирем, одев вместо него простой кожаный
кафтан. Во вьюках спрятал он и чепрак и конский нагрудник. Только не мог он
спрятать позолоченных шпор и длинный франконский меч с рукоятью,
инкрустированной серебром, медью и золотом; с ножнами - вообще-то
деревянными, зато с бронзовой, мастерски изукрашенной пяткой. Этот длинный
меч, отличный для верховых сражений, не очень-то спрячешь среди вьюков, к
тому же - как сам он считал - с первого взгляда никто его за франка и не
примет, самое большее, за состоятельного волка, тем более, что он оставил
себе лишь коротенький Тирфинг в ножнах из простых, покрытых кожей липовых
дощечек и округлый щит, который назывался так по-склавински, поскольку имел
бронзовое острие в виде клюва. Щит выглядел скромненько, но под деревом
было три слоя тонких металлических пластин, скрепленных бронзовыми
гвоздями. Лишь взявший этот щит в руку по тяжести смог бы подозревать, что
не существует ни копья, ни меча, способные пробить его или разрубить.
Подобно всем племенам, живущим к востоку от реки Альбис, волки
ненавидели франков и их могущество. Даго франком не был и ненависти местных
не искал. Вот почему, продвигаясь на восток, все время ехал он осторожно,