"Збигнев Ненацки. Великий лес (журнальный вариант)" - читать интересную книгу автора

лицо, только более морщинистое. Собота сел рядом с ним на лавку, Марын снова
лег в постель.
- Сад у тебя цветет, и завтра я привезу тебе десять ульев, - заскрипел
старческий голос,- Я хотел это сделать вчера, но как увидел эти вязы, так
сил у меня не хватило.
Наступила долгая пауза, которая так заинтересовала Марына, что он снова
встал с постели и подошел к окну. Старик с бородавками сидел на лавке и
молча плакал. Слезы текли по морщинам и задерживались в кустиках седой
щетины на подбородке. Собота стоял возле него и угрюмо молчал.
- Я не проклинал твои вязы,- буркнул он наконец.
- Знаю,- вздохнул тот.- Я так только сказал, чтобы тебя рассердить.
Марын вернулся в постель и невольно слушал то, что говорил Хорст:
- Столько лет, столько лет... Они были уже старые, когда я учился
ходить. Их посадили возле королевской дороги, и это от них пошло само
название лесничества - Королевское. Потом королей не стало, а они росли.
- Это голландская зараза. Оглодки. Похожи на короедов, малюсенькие,
несколько миллиметров. В книгах написано, что они переносят на себе грибок,
который губит вязы. Им было по двести пятьдесят лет. Я посчитал это, когда
один из них сломала буря. Они умерли, Хорст. Старший лесничий велел их все
спилить, чтобы зараза не пошла дальше. Пойдем, Хорст, в лес.
И, похоже, они пошли, потому что заскрипела калитка. Марын снова встал
с кровати и в од-" них трусах пошел в ванную. Дом Хорста Соботы был
прекрасно оборудован - электрическая плита, ванная-туалет, выложенная
голубым кафелем. Кажется, все это велел сделать его сын, врач, прежде чем
уехать в погоню за славой.
Он уселся на унитаз и в этот момент заметил висящую на веревочке над
ванной свою выстиранную рубашку и женские трусики. То ли Хорст Собота прятал
кого-то в своем доме? То ли в доме была какая-то женщина? Он не хотел
углубляться в эти дела. Хорст Собота имел право на свои тайны, имел право
делать и говорить то, что противоречило одно другому. Он ненавидел лес, а
все же пошел осматривать мертвые вязы. Говорил, что живет один, а в ванной
сушились трусики. Самое плохое, что рана пульсировала легкой болью, и он
чувствовал внутри ту же самую, что и ночью, сосущую и давящую в груди
тяжесть.
Тем временем Хорст Собота и лесничий Кондрадт шли просекой между
высоким сосновым лесом, который насквозь просвечивало солнце, и семилетним
молодняком, давно требующим прочистки. Молча, тяжело дыша, они дошли до
большой лесной поляны и пересекающей ее дороги, обсаженной старыми вязами.
На фоне бушующей зеленью поляны два ряда огромных сухих деревьев выглядели
как две шеренги скелетов. Высокие, по сорок метров, с шершавой корой,
местами полопавшейся от морозов, с налетами серого моха. Ни в прошлом году,
ни в нынешнем уже не распустились листья, которые так необычно выглядели.
Листья были мохнатые, в виде эллипсов, с двойными зубцами, толстые, а с
внутренней стороны более светлые и тоже мохнатые. Они умерли от голландского
лесного сифилиса, принесенного оглодками и просочившегося в жилы дерева, как
бледная спирохета проникает в кровь, текущую в жилах человеческого тела.
Прекрасное дерево, твердое, хоть и легкое в обработке. Годится на
фанерование, на обшивку бортов, потому что устойчиво к гниению в воде.
Хорошо оно и для красивой столярки, для королевских столов. В их тени
когда-то ехали на охоту короли на великолепных конях, магнаты, дворяне.