"Збигнев Ненацки. Раз в год в Скиролавках (Том 1)" - читать интересную книгу автора

углу возле забора". Что же касается друзей доктора, то комендант отделения
милиции в Трумейках, старший сержант Корейво также не любит отвара из
мелколистной липы, а чтением его остается еженедельник "На службе народа";
писатель же Любиньски не читает ничего, кроме "Семантических писем" Готтлоба
Фреге, а липовый чай вызывает у него отвращение, и, может, поэтому он не
засыпает без таблетки реланиума. Художник Порваш пренебрегает всеми советами
доктора и в месяцы, когда бывает в Скиролавках, а не в Париже и не в
Лондоне, вообще ничего не читает, а пьет чистую водку и рисует тростники над
озером. Что касается священника Мизереры из прихода Трумейки, то, кроме
требника, его любимым чтением остается сочинение св. Августина "Против
языческих книг XII", наивкуснейшим же напитком - чай со спиртом.
Скиролавки, используя стародавнее определение, имеют аж 34 дыма, а
считая выселки и одиноко разбросанные усадьбы, такие, как Ликсайны,
Байткиили лесничество Блесы, насчитывают 45 дымов и 229 душ, заблудших,
впрочем, и дающих, как утверждает священник Мизерера, легкий доступ дьяволу
и его приспешникам, потому что многие живут неправедно и в безверье. Еще
хуже недоверков те, которые ревизуют Священное Писание, или те, кого можно
подозревать в Языческой практике, которой способствует таинственный сумрак
тянущихся вокруг лесов, печаль озер, меланхолия трясин.
В Скиролавках есть такие, кто живет здесь от деда-прадеда, как,
например, старый Шульц и Крыщак, Пасемки, Вонтрух, Миллерова, Малявка, Вебер
или Макух, а также такие, кто прибыл сюда сразу после войны, - Негловичи,
Кондек, Галембка, Слодовик, Порова. Еще другие, такие, как Севрук, приехали
в Скиролавки пятнадцать или чуть больше лет тому назад. Писатель Любиньски,
лесничий Турлей и художник Порваш живут в Скиролавках значительно меньше.
Некоторые люди - простые, едва умеют читать и писать, другие имеют за
плечами титулы и факультеты, знания кипят у них в головах, как суп в
кастрюле. А все-таки связывает этих таких разных людей какая-то таинственная
общность. С бегом времени как бы одурманило и заморочило их всех дыхание
затуманенных лугов и трясин, закралась в их сердца печаль озер, а мысли
пронизал сумрак дремучих лесов, рождая в них нелюбопытство к остальному миру
и к тем, которые живут в огромных городах, с квартирами, как гробики.
Утвердилось в них и ничем не обусловленное и ничем не подкрепленное
убеждение, что только то можно считать важным и полным значения, что
делается у них, в Скиролавках, Байтках и Ликсайнах, что рождается и умирает
на их полях, называемых по-стародавнему "лавками". Вокруг, впрочем, много
деревенек с похоже звучащими названиями - Скитлавок, Гутлавок, Пилавок,
Неглавок, Ронтлавок, Юблавок, Белолавок. Не имеет это, впрочем, никакого
значения для жителей Скиролавок, хоть им не чуждо чувство истории. Но, как
утверждает старый Отто Шульц, "берегитесь, потому что время коротко".
А так как время коротко, торопись, человек, и сохрани душу свою.
Очертания этого света минут, будь поэтому пилигримом на этом свете.
У Отто Шульца - седая борода, которая ниспадает ему на грудь, как у
других белая салфетка, когда они садятся обедать. У доктора Негловича чуть
седые виски. Поэтому старый Шульц смело стучится в двери доктора, чтобы
накануне Нового года спросить:
- А почему это время такое короткое, Янек? Потому что за ним стоит
вечность, о которой нам немногое известно. Вечность - это не только
приближение бесконечности времени, потому что время и вечность отличаются
друг от друга. Время бывает отдано семени, а вечность приносит плоды и жатву