"Збигнев Ненацки. Раз в год в Скиролавках (Том 1)" - читать интересную книгу автора

чашкой черепа, между позвонками поясницы, в бедрах, в легких, в сердце,
похожем на твердый ошметок. И именно это наполняло его ужасом.





О том,
что произошло на Свиной лужайке


Под Новый год на краю Свиной лужайки, недалеко от места, где ничего
никогда не росло, потому что там будто бы находилась виселица баудов, на
низко растущей ветке старого граба повисла петля из конопляной веревки.
Кто это сделал, никто не знал. Может быть, Рут Миллер, мать убитой
девочки, а может, кто другой, какой-нибудь справедливый человек. Одно было
ясно: что эта петля была предназначена для убийцы, который должен сам
осудить свое преступление и вынести себе приговор. Пять месяцев прошло с тех
пор, когда нашли тело Ханечки, и милиция все не могла показать на того, кто
ее раздел, задушил, выломал ей пальцы из суставов и размозжил коленями
селезенку. Разве не пришла пора, чтобы преступник наконец содрогнулся под
тяжестью угрызений совести и, если боялся суда людского, сам бы стал перед
судом божьим? Не был это человек чужой, пришелец из дальних краев, это был
свой, здешний, потому что не пошла бы Ханечка с чужим человеком на полянку в
лес. И неважно, сколько ему было лет, сколько классов кончил, к ученым
относился или к простым, - повешенная на кроне петля должна была дать ему
понять, что прошло время, данное ему на раскаянье, и приближается час
расплаты.
Конопляная петля раскачивалась на зимнем ветру, который замел следы
того или той, кто эту петлю на крону привязал. Лесник Видлонг был первым,
кто, бредя по снегу через Свиную лужайку, издалека увидел веревку с петлей,
и тотчас же с известием о ней погнал в деревню. Множество людей сбежалось
потом, чтобы эту петлю увидеть, никто, однако, не приближался к ней, потому
что предназначена она была для убийцы, и только он в ветреную ночь должен
был подойти под нее в одиночестве, голову и шею в нее засунуть.
Быть может, среди тех, кто прибежал на Свиную лужайку, был и
преступник. Увидел он раскачивающуюся веревку, и сердце его замерло в
тревоге. Быть может, он только иронически скривился или не изменил выражения
лица, чтобы никто не догадался, что он и есть тот страшный человек. Может,
вернувшись домой, он с аппетитом поужинал, а потом уселся перед телевизором
и с интересом смотрел фильм о труде или о любви, потому что именно такой
фильм в тот день поздней порой показывали всем людям в стране. Быть может,
он выключил телевизор уже во время фильма о любви, потому что вид женщин,
ласкающихся к своим любовникам, был ему ненавистен. Наверное, он не смотрел
показанного немного позже фильма об убийце маленьких девочек, потому что не
любил смотреть на чужую жестокость. Предпочел пойти спать, а перед сном, как
сквозь мглу, видеть раздевающуюся догола тринадцатилетнюю девочку, которая
приехала из самых Барт в компании друзей и подруг, чтобы освежиться в озере.
У нее не было купальника, и она отошла далеко в прибрежные кусты, где ее
высмотрели чьи-то глаза. Он подошел к ней бесшумно сзади, сразу схватил за