"Эдит Несбит. Тысяча верных копий" - читать интересную книгу автора

спрашивает, но это - правда, честное слово! Страшно подумать, как мы могли
быть такими гадкими.
- Страшно подумать! - эхом отозвался король.
- В таком случае позовите сюда французскую гувернантку, - приказал
невидимый голос.
- Позвони в звонок, дорогой, - сказала королева. - Я уверена, что это
голос совести. Много раз я слышала про него, а теперь вот слышу его самого.
Король дернул за шнур с великолепной перламутровой ручкой, и тотчас
явились десять безукоризненных слуг в зеленых и золотых камзолах.
- Попросите, пожалуйста, мадемуазель пожаловать сюда, - сказала королева.
Десять безукоризненных слуг нашли гувернантку возле мраморного бассейна,
где она кормила золотых рыбок, и почтительно согнули перед ней свои золоченые
спины, передавая просьбу королевы. Гувернантка, которой никто не мог отказать
в обязательности, не мешкая, отправилась в розовую столовую, где завтракали
король с королевой, забинтованные почти до неузнаваемости.
- Слушаю вас, ваши величества, - произнесла она, сделав реверанс.
- Голос совести, - сказала королева, - велел мне послать за вами. Нет ли в
ваших французских книжках какого-нибудь рецепта для воскрешения убитых
принцесс? И если есть, то не можете ли вы перевести его нам?
- Один такой рецепт есть, - задумчиво произнесла принцесса, - и довольно
простой. Возьмите короля, королеву и голос совести, поместите их в розовую
столовую вместе с вареными яйцами, кофе и гренками. Добавьте целую французскую
гувернантку. Король и королева должны быть заранее хорошенько исколоты и
забинтованы, а голос совести должен быть очень отчетлив.
- И это все? - спросила королева.
- Почти, - ответила гувернантка. - Нужно только еще завязать королю и
королеве глаза и так держать их до тех пор, пока голос совести не досчитает до
пятидесяти пяти, но очень медленно.
- Будьте так добры, - попросила королева, - завяжите нам, пожалуйста,
глаза салфетками. Только сложите их, если можно, монограммами внутрь, потому
что царапины на наших лицах еще не зажили, а королевские монограммы очень
твердые и жесткие - они вышиты мелким бисером по специальному заказу.
- Я буду очень осторожна, - заверила гувернантка.
Как только глаза короля и королевы оказались завязаны и голос совести
начал считать: "раз, два, три, четыре", Озилиза быстро стала переодеваться.
Она сняла нелепую шляпку и седой парик, а под пышным и безвкусным
фиолетово-черным нарядом французской гувернантки у нее оказалось простое и
изящное белое платье принцессы. Ненужный наряд она засунула в камин, шляпку -
в ящик для угля, а парик затолкала прямо в кофейник. Как раз вовремя, потому
что голос совести уже произносил:
- Пятьдесят три, пятьдесят четыре, пятьдесят пять!
Тут король и королева стащили свои повязки и увидели, что перед ними стоит
- живая и здоровая, с сияющими глазами и раскрасневшимися щеками - та самая
принцесса, которая, как они думали, была убита тысячью стрел из тысячи тугих
арбалетов.
Принцесса заговорила первой.
- Доброе утро, ваши величества, - сказала она. - Боюсь, что вам привиделся
дурной сон. Мне тоже. Постараемся забыть о нем. Надеюсь, вы еще погостите
немного в моем Замке. Я буду очень рада. Простите за причиненные вам
неприятности.