"Михаил Нестеров. Месть и закон " - читать интересную книгу автора

По дороге домой она твердо решила "перебрать", хоть раз напиться, дать
волю чувствам и словам, а не держать их в груди, постоянно ощущая эфемерное
состояние нехватки воздуха. Она боялась, что Сергей вдруг передумает,
проводит ее до подъезда и попрощается. И облегченно вздохнула, когда
Белоногов перешагнул порог ее квартиры.
В определенный момент Валентина поймала себя на мысли, что начинает
суетиться, совсем необязательно предлагая гостю завалявшуюся в кухонном
шкафу салфетку, советуя закусить шоколадом, а не карамелью - дескать, букет
станет более осязаем.
Сказала, выпив первую рюмку: "Ты меня не слушай".
А сама принуждала гостя внимать, все больше распахивая перед ним душу.
В какой-то момент ей захотелось переменить тему, расспросить гостя о том,
где он работает и кем. Вместо этого захмелевшая хозяйка потянула парня за
собой и встала за спинкой кресла, стоящего посреди комнаты. Склонив голову,
красными от слез глазами посмотрела на телевизор.
- Это было любимое место сына. Когда оканчивалась передача "Спокойной
ночи, малыши!", отсюда он уходил в спальню. Если б ты знал, Сережа, как я
жалела его... Я неверующая - как говорят, только всуе поминаю имя
господа, - наверное, оттого посылала в адрес бога столько проклятий, что в
конце концов он наказал меня.
Последние слова были сказаны жестко, Валентина надолго замолчала и
продолжила уже мягким голосом:
- Илья был добрым мальчиком, ласковым. И - не поверишь - очень
тактичным. Когда к нам приходила Света Михайлова, Илья уступал ей свое
место, а сам садился рядом, на стул. Он любил порядок. Не знаю, почему ему
нравилось протирать полированные поверхности шкафов. Он часто вооружался
салфеткой, дышал на полировку и доводил ее до идеального блеска. До таких
мелочей у меня не доходили руки, может, потому, что я не очень усердная
хозяйка. А может, уставала на работе. Я могла оставить после себя грязную
посуду в раковине, порой заметала мусор в угол и оставляла там, если под
рукой не было совка.
Мелочь, о которой не стоит говорить, но мне было лень идти за совком.
А скорее всего, это от подавленного состояния. Меня изматывала работа,
тревога за сына, вина перед ним.
Стоять у плиты для меня - сущее наказание.
Большую часть своей жизни я питалась в столовых или перехватывала
что-нибудь в буфете. А дома, словно у меня была большая семья, варила щи в
огромной кастрюле. Мы с Ильей съедали по тарелке, две, а на следующее утро
щи прокисали - опять же по моей вине: забыла поставить в холодильник либо
оставила в кастрюле половник. Один раз Илья наелся прокисших щей, пришлось
даже вызывать "Скорую помощь".
Врач сделал ему промывание желудка, заставляя пить воду в огромных
количествах. Илья противился, ему казалось, что его хотят убить. Хотя он
выразился по-другому: захлебнуть.
В тот вечер я больше не давала ему никаких лекарств, отпаивала горячим
молоком, проклиная себя за беспечность и неряшливость. Я не знаю, Сережа,
почему рассказываю тебе это. Меня действительно всю жжет изнутри.
- Я понимаю вас, Валентина Петровна, - посочувствовал Белоногов. Ей на
миг показалось, что его сострадание неуместно. Он даже едва заметно пожал
плечами, отвечая на собственные мысли.