"Йозеф Несвадба. По следам снежного человека (Сборник "Чешская фантастика")" - читать интересную книгу автора

высоко, а с другой - потому, что чувствовал покой и удовлетворенность,
словно от опиума, который я как-то попробовал в Гонконге еще до войны.
Павел переживал то же самое. Мы могли целыми днями сидеть и мечтать или
наблюдать, как работает старик, любоваться его рисунками или творениями
его далеких предков, по-видимому, расписавших эту пещеру еще в эпоху
мамонтов.
Но только я понимал, как это опасно. В Гонконге я все же ушел из
опиумокурильни, хотя прислуживавшая мне китаянка была очаровательнейшим
созданием в мире и ей еще не исполнилось тринадцати лет. Ушел, разбив ее
трубку. Я понимал, что то же самое надо сделать здесь: ведь апатия,
которую Павел называл счастьем, могла возникнуть под воздействием
разреженного высокогорного воздуха, бедного кислородом и действующего как
наркотик. Я не верю, что наркотики могут дать человеку счастье. Я верю в
мысль, в разум. Моя семья создала в Манчестере мануфактуры еще до
наступления эпохи пара. Мы ввели первые машины в наших краях. Испокон
веков мы были противниками религии и поддерживали науку, потому что наука
- ключ к благосостоянию нашей семьи, Англии и всего человечества. Я верю в
разум, который в конце концов переделает природу, в человека, который
покорит все окружающее и таким образом станет равным своей извечной
выдумке - всемогущему богу. Сам станет богом. Если кто-нибудь в этом
сомневается, пусть побывает в Манчестере, Руре, Силезии или Донецком
бассейне. Увидев чудеса современной техники, он перестанет сомневаться в
возможностях человека. Сейчас я буду модернизировать свои заводы - вводить
новые технические методы. Не могу я валяться на спине в Гималаях, когда
другие работают.
Но Гелена отказалась вернуться. Я заподозрил, что она влюбилась в
молодого охотника, но она объяснила, что дело не в любви, а в спокойствии
и удовлетворенности, которые дает ей здешняя жизнь. Здесь отдыхать гораздо
лучше, чем в Африке, охотясь на бегемотов. Гелена всегда была очень
чувствительна и эмоциональна, часто приходила в восторг и дома потихоньку
от всех писала маленькие акварели - я как-то случайно их обнаружил.
Пожалуй, даже верила в некое неземное существо, придумала себе какую-то
собственную веру, вроде деизма, которую приспособила к своему техническому
образованию. И всегда ощущала себя одним из существ, сотворенных высшей
силой, уважала законы природы.
- Наша цивилизация гибнет, - говорила она; руки ее были в крови только
что убитого животного. - Людей охватывает массовая истерия, они верят
политическим краснобаям, стали непостоянными, капризными, оторвались от
природы, и это их губит. Наш вид пошел по плохому пути: разум у нас
слишком развился за счет всех других чувств, которые отмирают; потому мы
болезненны и несчастны, потому отчаиваемся. Не можем жить полной жизнью. А
нам хочется жить так же, как живут вот эти люди.
- Как эти отвратительные люди? - возмутился я. - Да у тебя разума
меньше, чем у последнего здешнего туземца!
- А мне и не нужен разум. Он мне ничего не дал. Я вышла за тебя не
любя, по велению рассудка, потому что хотела подняться по общественной
лестнице. Я знаю, почему твой первый брак оказался неудачным. Таковы мы,
люди, способные при помощи рассудка подавить даже инстинкты собственного
пола...
Я не нашелся что ответить. Меня воспитывали в правилах викторианской