"Йозеф Несвадба. Робот внутри нас" - читать интересную книгу автора

блокноте. Тут еще значится какая-то мадемуазель Глори. Вам известно, где она
живет?
- Нигде. Это персонаж из пьесы. Если в его блокноте нет других фамилий,
вы больше ничего не сможете выяснить о Чапеке.
Мне пришлось поехать с ними. Я сразу же узнала его. Он почти не
изменился, только лицо пожелтело и черты его заострились. Старые люди иногда
выглядят так за несколько месяцев до смерти. Только когда ему приподняли
веки, я поняла, что передо мною мертвец.
- Все-таки он умер на родине, бедняга, - сказала я, думая, как бы
поскорее вернуться домой. Мне не хотелось опаздывать к Енде - живые важнее
мертвых. Я уже привыкла к загадке смерти и твердо решила не думать о ней - к
чему занимать свои мысли тем, что от тебя не зависит. У меня есть
обязанности перед живыми.
Пришлось подписать какие-то бумаги. Оказалось, что покойный Чапек целые
дни проводил один у себя в номере. Общался только с персоналом гостиницы и -
судя по всему - еще с нами, Разумами. И как это я тогда не пригласила его
войти! Мне и в голову не пришло, что он так одинок, что он летел сюда за
тысячи километров лишь для того, чтобы поговорить со мной, стоя в дверях.
Все это было тягостно. И почему вызвали именно меня, почему опять я должна
заниматься этим Чапеком? "А мужа моего вы не спрашивали?". Оказывается,
спрашивали, но он сказал, что не помнит никакого Чапека, и тогда решили
больше не затруднять его, ведь они читают газеты и знают, какими важными
делами занят сейчас доцент Разум.
Я в последний раз взглянула на покойного, на лице которого застыло
выражение упрямства, и снова заторопилась домой. Гостиница была плохонькая:
когда меня провожали вниз, ступеньки под ногами скрипели, - видно, лестница
была деревянной, покрывавший ее ковер во многих местах заштопан. А у этого
чудака за границей стотысячное состояние! Ничего не понимаю! Мне хотелось
поскорей забыть обо всем. Ведь ясно, что, не будь я женой Разума, никто не
стал бы докучать мне этой историей. Правда, судьба Чапека достойна
сожаления, но ведь таких людей немало на свете; главное, почему меня
задерживают и втягивают в дело, относящееся, собственно, к моему мужу? Оно
меня не интересует, да и помочь я ничем не могу. С Разумом меня связывает
только ребенок, и этого вполне достаточно. Сына я очень люблю.
Дома я снова принялась укладывать чемоданчик. По утрам в субботу мною
обычно овладевают тревога и страх: не опоздать бы к Енде, не упустить бы
минутки. Я всегда убеждаю себя, что сын ждет меня, радуется моему приходу,
будет смеяться и нетерпеливо махать мне рукой.
Но у дверей меня ждал Пресл, беспокойно расхаживая по площадке.
- Вы звонили?
- Не помню.
Странный ответ! Пресл вообще выглядел странно. Невыспавшийся, с темными
кругами под глазами, руки дрожат. Из всех сотрудников мужа он нравился мне
больше других. Он был "молодой специалист", как их теперь называют. Я
относилась к нему, как к собственному сыну, и часто думала: хорошо, если бы
наш Енда работал в институте и был таким же способным и инициативным, как
Пресл.
Пресл всегда говорил торопливо, даже когда спокойно сидел в кресле;
казалось, его мозг работал на полную мощность и он сам старался не отставать
от стремительного течения своих мыслей. Он нетерпеливым жестом снимал и