"Н.А.Николина. Филологический анализ текста " - читать интересную книгу автора

сближаются семантически, в результате в тексте усиливается значимость
образов движения и гибели, подчеркивается течение времени и линейное
развитие истории. И время, и история в стихотворении Державина имеют конец и
не предполагают ни торжества прогресса, ни установления гармонии: включенные
в восьмистишие слова уносит, топит, пожрется, забвенье, пропасть и жерло
содержат взаимодействующие в тексте семантические компоненты "гибель",
"утрата", "конец", "небытие". Распространенность этих признаков на "все дела
людей" подчеркивается как использованием обобщающего местоимения и форм
множественного числа существительных, так и употреблением в первом
четверостишии глагольных форм настоящего постоянного, создающего эффект
непреложности сообщаемого.

Во втором четверостишии время, теряя направленность движения,
"раздвигается" в бесконечность. Для образного строя текста значима при этом
мотивированная смена видовых характеристик глаголов. В первом четверостишии
используются глаголы несовершенного вида, обозначающие длительность процесса
и повторяемость неумолимых законов истории, продолжающих действовать, пока
течет земное время. Во втором четверостишии совершенный вид с присущей ему
семантикой предела ограничивает этот процесс и служит своеобразной
грамматической метафорой конца мировой истории.

Образ времени сопоставляется с образом вечности, а план настоящего
постоянного сменяется планом будущего (То вечности жерлом пожрется). Если в
бытовом языковом сознании вечность обычно сводится к временной длительности,
не имеющей ни начала, ни конца, то Державин, говоря о вечности, избегает
конкретных временных характеристик и измерений. С одной стороны, вечность у
него динамична (пожрется), с другой, в соответ-[14]-ствии с поэтической
традицией XVIII в., она сближается с Хаосом (в переводе с др.-греч. "зев,
зияние", "отверстое пространство"), который для античных философов и поэтов
и воплощался в образе бездны.

Непостижимость вечности в стихотворении Державина находит отражение в
отказе от ее развернутой образной характеристики. Если образ истории
(времени) строится на основе цепочки тесно связанных друг с другом метафор и
детализируется (время - река с бурным течением, несущаяся к "пропасти
забвенья"), то вечность в тексте имеет только один образный признак - все
пожирающее жерло. Этот сложный синкретичный образ восходит к нескольким
источникам. Слово жерло, по В.Далю, имеет ряд значений, важнейшими из
которых являются: 1) "отверстие вроде провала, раструба; отверстие до самой
глубины..." и 2) "горло". Выступая в этих значениях, слово жерло соотносится
с традиционными для русской поэзии XVIII в. образами зева, челюстей, гортани
(в значении "горло", "зев"), которые служили перифрастическими обозначениями
рока и ада.

Образ ада, "разверзающего уста своя" (Ис. 5:14), основан на древних
представлениях о Левиафане. В то же время образ "жерла вечности" воскрешает
образ Аида, в мрачных глубинах которого текут воды реки забвения - Леты, и
великой бездны Тартара. С античной мифологией соотносится и глагольная
метафора пожрет-ся, восходящая к образу Кроноса (Сатурна), пожирающего своих
детей и воплощающего беспощадность времени.