"Фридрих Ницше. Человеческое, слишком человеческое" - читать интересную книгу автора

но лишь потому, что он не способен видеть, как постепенно все углубляется и
расширяется царство внутренней, духовной красоты и как для нас всех теперь
одухотворенный взор может иметь большее значение, чем прекраснейшее строение
тела и самое возвышенное архитектурное произведение.
4
Астрология и тому подобное. Весьма вероятно, что объекты религиозного,
морального и эстетического чувства также принадлежат лишь к поверхности
вещей, тогда как человек склонен верить, что по крайней мере здесь он
прикасается к сердцу мира; его обманывает то, что эти вещи дают ему такое
глубокое счастье и несчастье, и он обнаруживает здесь, следовательно, ту же
гордость, как и в астрологии. Ибо последняя полагает, что звездное небо
вращается вокруг судьбы человека; моральный же человек предполагает, что
вс╕, что дорого его сердцу, должно быть также существом и сердцем вещей.
5
Неправильное понимание сна. В эпохи грубой, первоначальной культуры
человек полагал, что во сне он узна╕т другой, реальный мир; здесь лежит
начало всей метафизики. Без сна человек не имел бы никакого повода для
деления мира на две половины. Деление на душу и тело также связано с самым
древним пониманием сна, равно как и допущение воображаемого душевного тела,
т. е. происхождение всей веры в духов и, вероятно, также веры в богов.
"М╕ртвый продолжает жить, ибо он является во сне живому" - так умозаключали
некогда, много тысячелетий подряд.
6
Научный дух могуществен в частностях, но не в целом. Отдельные, самые
мелкие области науки трактуются чисто объективно; в отношении же общих
крупных наук, рассматриваемых как целое, легко возникает вопрос - весьма
необъективный вопрос: к чему они? какую пользу они приносят? В силу этого
соображения полезности они, как целое, трактуются менее безлично, чем в
своих частях. Наконец, в философии, как в вершине всей пирамиды знания,
непроизвольно поднимается вопрос о пользе познания вообще, и каждая
философия бессознательно имеет намерение приписать ему высшую полезность.
Поэтому во всех философиях есть столько высоко парящей метафизики и такая
боязнь незначительных с виду решений физики: ибо значительность познания для
жизни должна казаться возможно большей. В этом - антагонизм между отдельными
научными областями и философией. Последняя, подобно искусству, хочет придать
жизни и действованию возможно большую глубину и значительность; в первых
ищут только познания, и ничего более, - что бы из этого ни вышло. Не
существовало доселе еще ни одного философа, в чьих руках философия не
превращалась бы в апологию познания; в этом пункте по крайней мере каждый
философ оптимист и уверен, что познанию должна быть приписана высшая
полезность. Все они тиранизированы логикой, а логика есть по своему существу
оптимизм.
7
Возмутитель спокойствия в науке. Философия отделилась от науки, когда
она поставила вопрос: каково то познание мира и жизни, при котором человек
живет счастливее всего? Это совершилось в сократических школах: точка зрения
счастья задержала кровообращение научного исследования - и задерживает его
еще и поныне.
8
Пневматическое объяснение природы. Метафизика объясняет книгу природы