"Фридрих Ницше. Несвоевременные размышления: "Давид Штраус, исповедник и писатель"" - читать интересную книгу автора

стать самым образованным и самым способным к суждению народом мира. Культура
филистеров верит в себя, а поэтому и во все методы и средства, которые
находятся в ее распоряжении.
Во-вторых, она влагает самый величайший приговор относительно вопросов
культуры и вкуса в руки ученого и сама толкует себя, как вечно
произрастающее собрание мнений относительно искусства, литературы и
философии. Ее задача принудить ученого высказать свое положение; затем она
их смешивает, процеживает или систематизирует, чтобы потом преподнести
немецкому народу, как целебное лекарство. То, что возрастет вне этого круга,
то будет с тех пор выслушиваться с полусомнением или вовсе не будет
выслушиваться, будет замечаться или не замечаться пока, наконец, не
прозвучит из храма, в котором должна быть скрыта традиционная непогрешимость
вкуса, благоприятный голос того, кто носит в себе характер родового понятия.
Только с этого времени общественное мнение будет обладать одним лишним и как
тысячеголосное эхо повторять голос одного. На самом же деле относительно
эстетической непогрешимости, которая заключается в каком-то храме и
принадлежит только одному, дело обстоит так, что до тех пор можно быть
уверенным в отсутствии вкуса, бессмысленности и эстетической грубости
ученого, пока он не доказал противного. И только немногие могут доказать
противное. Это происходит оттого, что очень немногие, после того, как они
принимали участие в состязании и за наличные науки, - состязании, которое
заставило их только запыхаться и вспотеть, - могут и заключать в себе
мужественный и успокаивающий вид борцов культуры только тогда, когда они
овладели этою способностью видеть, способностью, которая может
охарактеризовать само состязание как варварство. Поэтому-то эти немногие
должны жить в противоречии. Что они могут предпринять против обличенной в
известную форму веры бесчисленных людей, которые сделали общественное мнение
всецело своим покровителем и со своей стороны поддерживают себя этой верой?
Какая может быть помощь, если один только человек осмелится открыто
выступить против Штрауса, когда очень многие подают голос за него, и если
совращенная ими с пути истины масса выучилась домогаться сонного
филистерского напитка магистра так, что за одним идут шестеро.
Если мы, не принимая в соображение дальнейшего, предположим, что книга
Штрауса, в глазах общественного мнения, одержала верх и что ее
приветствовали как победителя, то пожалуй, ее автор обратит наше внимание на
то, что различные суждения о его книге, появившиеся в современной прессе,
носят совершенно неединодушный характер и в самой меньшей мере безусловно
благосклонный характер, и что он сам должен был протестовать в своем
послесловии против враждебного временами тона и против слишком смелой и
вызывающей манеры этих газетных борцов.
Но как же может общественное мнение высказывать свой отзыв о моей
книге, так говорят нам, когда, несмотря ни на что, всякий журналист может
объявить меня опальным и бранить сколько ему угодно. Это противоречие легко
опровергнуть, раз только в книге Штрауса различать две стороны:
теологическую и писательскую. Только эта последняя часть книги затрагивает
культуру. Со стороны своей теологической окраски он стоит вне нашей немецкой
культуры и пробуждает симпатии различных теологических партий и даже каждого
отдельного немца, если тот по натуре принадлежит к теологической секте, и
открывает свое, может быть, странное, но личное верование только для того,
чтобы иметь возможность не согласиться со всяким иным верованием. Но стоит