"Николай Никандров. Рынок любви (1.07.06]" - читать интересную книгу автора

Так как обе его руки были в жиру от семги, рыбий жир лил с них, то он
отстранил их в стороны и назад, а сам потянулся лоснящимися от семги губами
к Валентине Константиновне целоваться.
Она, устремив испуганные глаза в одну сторону, подставила ему свои губы
в другую.
- Вы только не очень спешите, дайте мне немного осмотреться,
освоиться...
- А я разве спешу? Вот видите, затеял эту возню с чаем.
- Вы сперва кончайте эти приготовления... - произнесла она в стену
комнаты и незаметно вытерла уголком платка рот, от которого после поцелуя
неприятно пахло, как от болота, пресной свежиной сырой семги.
- Это ничего, - сказал бухгалтер и пошел сервировать стол. - Это я
только так, пока. Не мог удержаться. Уж очень вы понравились мне.
- Да? - удивленно спросила гостья. - Я вам нравлюсь? Странно, как это я
теперь могу нравиться... Я ведь все эти годы так стремилась убить в себе
женщину, заглушала в себе вся кое чувство, боролась с соблазнами, мучилась.
- Если бы вы раньше сошлись с мужчиной, вы бы сохранились лучше.
- Теперь-то я это сама сознаю.
- От воздержания, - проговорил бухгалтер, стал лицом к гостье и положил
себе в рот с ножа лункообразную пластинку голландского сыру, - от
воздержания у женщины развивается острое малокровие. Это установлено наукой.
А сколько бывало смертных случаев!
- Мне и самой доктора то же говорили: "Вам никакое питание не поможет,
вам надо выходить замуж". А я все старалась быть верной мужу.
Бухгалтер мелко и рассыпчато рассмеялся, и чайная посу да, которую он
нес от подоконника к столу, задребезжала в его руках, как бы вторя его
смеху.
- А вы думаете, муж верен вам, в особенности там, в развратной Европе?
- Конечно нет. Тем более с его страстной натурой. А Европа разве
развратная?
- Европа? Ого, еще какая.
И он, как от зубной боли, зажмурил один глаз и многозначительно тряхнул
головой.
Они пили чай, закусывали, лакомились, чокались рюмками с вином и все
больше рассказывали друг другу подробности о себе.
- У меня три дочки, а не две, - созналась гостья. - Я вначале сказала,
что две, чтобы не очень вас отпугнуть от себя. Двух вы и то испугались, я
ведь это чувствовала: вы на бульваре все время крепко жали мою руку повыше
локтя, а как только я сказала, что у меня двое детей, ваши пальцы сразу
отпустили мою руку, как будто вы вдруг потеряли силу.
Шурыгин пойманно ухмыльнулся.
- Это все ерунда, - сказал он, - дело не в том, сколько у вас дочек,
две или три. А дело вот в чем: не сочиняете ли вы всю эту историю про себя,
про свои "четыре дня", про мужа за границей, про дочек? Я несчастный
человек, меня уже миллионы раз обманывали женщины, и неужели сейчас я в
миллион первый раз попадаюсь на ту же самую удочку?
И он, наливая гостье рюмку за рюмкой, снова принялся задавать ей хитро
поставленные, сбивчивые вопросы, трижды спрашивать об одном и том же, как
будто случайно, а на самом деле рассчитывая уличить ее во лжи... Оттого ли,
что он выпил вина, или просто от болезненной мнительности, у него вдруг