"Юрий Никитин. Князь Владимир [том 1]" - читать интересную книгу автора

Богатырь сказал неспешным раскатистым голосом:
-- Будем учить вместе. Это, как я понимаю, мой племянник.
Сувор кивнул:
-- Ты Добрыня? Богатырь с застав пограничных?
-- Просто с дальних,-- бросил исполин.
-- Вся Киевская Русь наслышана о тебе!
-- Киевская? Другой Руси уже нет... пала под чужими мечами. Просто
Русь... Так этот малец старается?
-- Добрыня, из него вырастет хороший воин.
-- Да, он крепок в кости,-- цепкие глаза Добрыни пробежали по тонкой
фигурке мальчика.-- А мясо нарастет.
-- Что кости,-- возразил Сувор.-- Ты бы видел, как он занимается!
Когда что с конем: заболеет или захромает, то кличут его! Где что лежит,
спрашивают, у него память как у заморского слона, кому весть передать --
мигом слетает и нигде не задержится. Его хотели услать в село к матери,
сама княгиня возжелала, но вдруг узрели, что малец уже незаменим!..
В глазах мальчишки внезапно защипало. Губы дрожали, будто их трясли.
Его никогда не хвалили, а сейчас сразу двое! Да еще кто! Сувор, который
бывал и под Царьградом, служил в Риме, воевал в Болгарии, ходил в Испанию,
и легендарный Добрыня, чьи воинские подвиги на дальних пределах Руси
заставляют дрожмя дрожать врагов! И о котором такое рассказывают
кощюнники, что душа замирает от сладкого трепета...
А он, всеми прогоняемый запечник и золушник, оказывается, племяш
этого героя-исполина! Который силен и с мечом, и в застолье, и в красной
лжи, кого князья посылают в чужие страны!
Он стоял растерянный, жалко шмыгал носом. Глаза наполнились слезами.
Он чувствовал, как на плечо опустилась огромная ладонь. От нее шло
непривычное родительское тепло. Густой голос, привыкший повелевать
дружинниками, проревел с высоты:
-- Крепись. Теперь я буду чаще бывать в стольном граде Киеве... И
тоже пригляну за тобой, малец. При случае, конечно. От меня еще
наплачешься!


На заднем дворе в каморке доживал век странный старик по имени Горюн.
Он был в молодости воином, так говорили, спас при таинственных
обстоятельствах жизнь самому князю Олегу, потом долго был волхвом, но ушел
и оттуда, занялся складыванием кощюн. Его слушали охотно, он знал великое
множество историй, как героических, волшебных, бытовых, так и про зверей,
рыб и птиц.
Когда Владимир прибежал на другой день, Горюн оглядел его
сочувствующе:
-- Опять били? Что за радость, бить ребенка? Даже для бабы это
бесчестно... Очень больно?
-- До свадьбы заживет,-- ответил Владимир, как отвечали взрослые в
таких случаях.
-- Гм... Трудно тебе тут прижиться. Пожалуй, тебе надо сразу готовить
себя в волхвы.
У Владимира загорелись глаза. Даже боль в избитом теле забыла про
свои острые зубы, прислушалась: