"Повесы небес" - читать интересную книгу автора (Бойд Джон)

Глава девятая

После венчания планировался прием в кабинете Реда, где Тамара накрыла в нашу честь стол, на котором были разложены пирожные и подарки. Мы заторопились на прием, где приглашенным гостям полагалось разговаривать на английском языке, несущем признаки Ошкош-Оксфордского произношения, с каким говорили все гости, за исключением Фрика, который нахватался блатных нью-йоркских выражений, насмотревшись старых кинофильмов о гангстерах.

Занятый размышлениями о розовой полоске, я, казалось, почти не вспоминал о Земле. На самом же деле, даже такая фраза, как "Моя дорогая Тамара, ты должна дать мне рецепт этого восхитительного крема", довольно сильно возмутила меня, поскольку исходила она от Нессера, юноши.

Ред опоздал. Ему пришлось потратить некоторое время, чтобы освободиться от епископских одеяний и вернуться в своем шотландском наряде. Когда он вошел, приветствуя гостей, казалось, что на него нисколько не повлияля розовая полоска, но спустя несколько минут он обратился к гостям:

— Продолжайте, друзья, а мне хотелось бы поговорить с учителем Джеком наедине.

Ввиду того, что его приемная и внутренний кабинет были отведены для проведения приема, мы уединились в библиотеке; он извлек из своей сумки-кошелька розовую полоску и швырнул ее на стол.

— Как ты на это смотришь, Джек?

— Очень отрицательно, — ответил я.

— Ты заметил, Джек, что эти розовые полоски появляются лишь после телевизионных передач. Должно быть, Бубо — энтузиаст телевидения.

— Он знал, что мы преподаем религию, — напомнил я.

— Это может ничего для него не значить, — сказал Ред. — Все лекции преподаются по телевидению, кроме наших. Поэтому наши лекции никогда не вводились в его программные цепи.

— Ты так говоришь, словно Бубо — компьютер, — небрежно заметил я.

— Сказать по правде, Джек, эта мысль давно пришла мне в голову. Но теперь мы должны предстать перед ним… Ладно, Джек, ты же — законовед. Что нам делать?

— Мы будем защищать эти курсы, — с жаром проговорил я, — мы станем защитниками Бога против Антихриста.

— Ладно, дружище. Местные люди хорошо разбираются в логике… Мы можем преподнести им религию, как инструмент для поддержания правил поведения. Мы должны строго придерживаться законных методов.

— На планете без правозаконности? — вспыхнул я.

— Зато на планете с логикой, — ухмыльнулся Ред. — А любой хороший законник может оконфузить человека логики… Но нам неизвестно, какими будут возражения против религии, поэтому придется импровизировать по ходу дела. И думаю, что вижу побочные решения, которые могут сработать в нашу пользу в будущем… Хотя, — подчеркнуто медленно добавил он, — я полагаю, что мы могли бы выиграть этот спор, не затевая его.

Я уловил ход его мыслей и присоединился.

— Блаженны преследуемые, — высказался я.

— Верно! Подумаем об этом, Джек, и лучше предоставь защиту мне.

Я вспомнил предупреждение Кары и повторил про себя негласный принцип Мэнденского училища и Флота: "Никогда не перехватывай инициативу". Раз Реду хочется нарваться на неприятности — это его дело.

— Ладно, Ред, так и быть.

С легким сердцем я вернулся на прием, где мы с Карой разрезали торт и открыли подарки. Здесь-были обычные безделушки — металлические поделки, серебряные фитюльки и столовое белье белье для супруги, и здесь же находился огромный прямоугольный пакет для меня от курса по эстетике — подарок, который Кара открыла последним.

Это оказалась картина, размером 0,9x1,2 метра, изображающая стоящее на дальнем краю болотистой низины дерево гикори с желтыми листьями в косых лучах осеннего солнца; каждый лист был тщательно выписан на фоне клубящейся красноватой коричневости дуба, стоящего за гикори. В расчлененных листьями солнечных лучах танцевали пылинки, а под деревом на подстилке из опавших листьев лежала ветка от поваленного ветром дерева, которую я забросил туда. Гикори было выполнено с фотографической четкостью Крамера, красноватая коричневость дубового леска была положена с безумной красочностью мазков Ван-Гога,[88] а небо было подернуто мечтательной дымкой в манере Гудзоновской школы.[89]

— Кто написал этот шедевр? — в изумлении повернулся я к Каре.

— Все, кто ходил с тобой на прогулку, — ответила Кара. — Я лично выполняла нижний правый квадрант верхней левой части полотна.

— Чья же это идея?

— Моя, дорогой Джек. Я знала, что ты очень любишь картины, и знала, что земной мозг не может долго сохранять изображение, поэтому мы и написали картину для тебя.

— Вы вернулись туда, после того, как вас там чуть не убило?

— Нет, дорогой Джек. Мы писали картину по памяти.

Когда наступило утро встречи с деканом, я обнаружил, что Ред слишком поспешно высказался о теории, что Бубо является компьютером. Декан Бубо не присутствовал. Вместо него было два члена правления, представленных нам^студентом-секрета-рем: Карло — инженер-наладчик, и Фарб, который по профессии являлся чем-то вроде антрополога по первобытным эпохам.

— Декан Бубо приносит свои извинения, — сказал студент, — но пресс административных обязанностей лишает его удовольствия присутствовать лично. Я сделаю все нужные для него заметки. Учителя и члены правления, прошу садиться.

Ред и я заняли места за столом для совещаний напротив харлечиан. Первым, на безупречном английском языке заговорил «антиквар» Фарб:

— Учителя, мы проанализировали микрофильмированные версии вашей планетной истории. В самом начале, у нас на Харлече существовали племенные войны, и каждый мужчина имел одну жену. Но племена на трех континентах сливались в нации и войны превращались в национальные. Затем два континента объединились и подчинили себе третий, и после этого между двумя великими державами возникли трения. Было предпринято освоение космоса и конфликты, бывшие ранее планетными, стали галактическими. На космических трассах стали разбойничать пираты.

Заключительная война прошла с такой яростью, что отклонилась ось планеты. Из-за этого цивилизация ушла под землю; но много туннелей было затоплено. Уцелевшие остатки двух великих держав объединились скоростной подземной транспортной системой, так как поверхность была слишком радиоактивной.

Так же, как и вы, мы открыли способ перепрыгивать то, что вы называете "одномерным пространством Минковского", а мы — "искривлением времени". Это открытие бросило нас на милость наших собственных предков, так как любой пират мог вернуться в прошлое и своими познаниями изменить историю планеты, чтобы приспособить се к своим прихотям или в пользу своей древней нации.

— Я так и думал! — воскликнул Ред.

— Сейчас слово члена правления, — осадил его секретарь.

— Итак, — продолжал Фарб так, словно его и не прерывали, — мы на Харлече перенесли свое внимание с внешнего пространства на свой внутренний мир и использовали остатки космического флота для того, чтобы изгнать неисправимых, с их генетическим синдромом XYY,[90] в другие галактики. Мы оборудовали их корабли саморазрушающимися устройствами замедленного действия, срабатывающими при попытке демонтажа. Многие корабли были посланы в галактику. М-16 — в ваш Млечный путь.

— Я так и думал! — теперь уже не выдержал я. Секретарь тут же призвал меня к молчанию и Фарб закончил:

— Мы полагаем, что вы произошли от изгнанников с Харлеча. Строение ваших ног, скорее предназначенное для подъема и ношения тяжестей, чем для бега, продиктовано жизнью на плодоносной поверхности. Многие из пригодных в пищу видов флоры и фауны Земли могли произойти от наших племенных животных и из семян наших растений. Вы приспособились для существования на такой планете, как Земля, и даже ваш язык имеет сходство с нашими языками. Страна, которую вы называете Уэльс, когда-то называлась Харлеч… Фарб высказался. Затем заговорил Карло, инженер-наладчик:

— Сначала у нас были боги, но они использовались для разжигания племенных войн. В начале у нас были семьи, но женщины стали движимым имуществом более сильных мужчин, и усвоили метод отказа, как защиту. В интересах психической гигиены и женского чувства собственного достоинства мы ликвидировали наших богов и уничтожили сексуальную недоступность. Таким образом, мы ликвидировали 82,3 процента психических расстройств, вызванных внешними причинами. Оставшиеся расстройства мы ликвидировали генетическим контролем[91] и ингаляцией ДНК.[92] В полностью автоматизированном обществе, где все жители являются законопослушными, государство увяло. Теперь у нас полнейшая демократия и учеба является главным занятием наших людей. Демократия включает в себя академическую свободу до той степени, за которой свобода прекращается и начинаются действия по разрешению. Поэтому мы просим вас убрать из ваших курсов в следующем семестре религию-1 и религию-2, так как считаем их реакционными и приносящими вред интересам наших студентов… Карло высказался.

— Вопросы или возражения есть? — спросил секретарь-студент, поворачиваясь к нам.

— Карло, а что случается с вашими бессмертными душами, — спросил я, — после того, как вы отказались от религии?

— Если жизненный поток непрерывен, то он существует независимо оттого, признаем или не признаем мы его существование, и таким образом, по логике вещей, не является причиной для беспокойства. А вот любая концепция, покушающаяся на развитие наших чувств в будущем, вредит их развитию в настоящем.

Его концепция полностью противоречила концепции Первородного греха[93] и я начал опровергать его теологическими доводами, как вдруг Ред пнул меня под столом и заговорил сам:

— Члены правления, вы настолько достаточно и полно ответили на наш первостепенный вопрос, что мы не станем продолжать официальные лекции по религии в следующем семестре. Но так как нелогично излагать предпосылку, не доводя ее до вывода, я прошу выполнить одну просьбу. Я сейчас репетирую драму, показ которой планировался на конец семестра, изображающую рождение земного бога. Никакому богу не следует рождаться, не умерев потом. Будучи полностью согласен с членами правления, я бы хотел получить разрешение на продолжение в конце следующего семестра этой драмы, показывающей смерть этого бога.

— Мы одобряем смерть богов, — заговорил Карло. — Продолжайте вашу последовательность, как задумали, учителя. Мы, старшие, тоже получаем удовольствие от ваших драм.

— Так вот какова твоя защита, Ред, — подытожил я, когда мы направлялись на движущемся тротуаре к Факультетному ряду.

— Я же говорил тебе, что никогда не следует терять голову, — сказал Ред. — Сейчас я подбираю самого популярного парня в кампусе и двенадцать лучших центурионов на роль Ирода и его солдат. Когда им вручат розовые полоски, мы получим ядро народного восстания. Затем, когда я швырну в них восточной драмой, у меня будет Иуда, Понтий Пилат[94] и сорок центурионов, которые поддержат потом наше законное воззвание против Бубо.

— Все это — лишь забота о драматическом отделении и полная погибель кафедры религии.

— Не унывай, дружище. Члены правления дали нам «их», чтобы отделить от «нас». А мы и студенты и есть «нас». Мы уйдем с религией в подполье.

— Сколько же нам держаться в подполье?

— Пока мы не вылезем в телевидение с нашей церковной службой, нас не обнаружат. И потом, мы ведь обещали только, что не станем читать официальные лекции… Составь компанию на выпивку, Джек, и давай обсудим это поподробнее.

— Только один глоток, Ред, — предупредил я. — Я обещал быть дома к ленчу. Кара обучается земной кулинарии и хочет, чтобы ты с Тамарой пришли на обед вечером следующего шестого дня.

— Мы придем, — пообещал Ред по пути в таверну, — только скажи ей, чтобы она оставила в покое мысль об устройстве моего брака с Тамарой. Милашка слишком всеядна для супружеского блаженства.

— Я это подметил, — заметил я, когда мы уселись на табуреты у стойки бара, — она сделала мне беглый осмотр в тот вечер, когда Драки была вручена розовая полоска.

Бармен Мак не ждал нашего приказа. Он начал готовить наши коктейли из виски с пивом, как только увидел нас еще на подходе.

— Ну, за катакомбы Нового Рима! — поднял Ред стакан. — За полностью автоматизированный Новый Иерусалим! — возразил я.

Когда у Реда пробуждался энтузиазм, он становился разговорчивее, чем любой космонавт на свете, в особенности, если дело пахло конспирацией. После второго стакана я начал чувствовать себя художником-методистом, рисующим портрет святого Петра.[95] Я ощутил запах катакомб. К концу третьего стакана мне захотедось убить несколько львов в Колизее.[96] Бубо стал Нероном.[97] А Реда понесло в новые области предположений.

— Все мифы основаны на реальных фактах, — разглагольствовал он. — Харлеч был нашим раем, а мы — обладатели XVV-синдрома — согрешили еще когда отклонили ось нашей родной планеты. Наш потоп случился в этих кроличьих садках и когда Ноев ковчег приземлился на Арарате,[98] то он приземлился с помощью реактивных двигателей.

— А вот этого не надо! — прервал я его. — Ты отнимаешь у меня мой Первородный грех.

После еще одного стакана я умчался, так как уже на пятнадцать минут опаздывал на ленч. Когда я вошел на кухню, обеспокоенная Кара поцеловала меняй отпрянула в отвращении.

— Джек, от тебя несет виски! Ты возвращался с лекции вместе с учителем Редом?

Я стал сокрушаться в содеянном; мои комплименты ее кулинарным способностям были щедры, хотя и неуклюжи, но Кара настойчиво клонила к результатам встречи с членами правления.

— Значит, они не одобряют мою свадьбу и твою религию. Ну, наша свадьба — не их дело! Если я желаю испытать межвидовой брак и принять веру моего мужа — тут старшим нечего делать… Но вот дело, касающееся меня, Джек. Если ты и дальше собираешься напиваться, то я хочу, чтобы ты перестал носить земные одежды. Они делают тебя слишком заметным. Я совершенно не желаю, чтобы в туннелях ко мне подходили незнакомцы и спрашивали, не я ли та женщина, что вышла замуж за земного ханыгу.

Я сменил тему и, хотя Кара не сказала ничего, но она была явно смущена моим намерением открыть в кабинете тайную церковь, чтобы продолжать обучение религии. Я уже научился читать выражение глаз харлечиан и в интимности нашей квартиры, декорированной разными бесполезными женскими украшениями и подаренной мне великолепной картиной, в глазах Кары я прочел запрет.

— Ты не одобряешь? — спросил я.

— Я одобряю, а вот Бубо не одобряет.

— На моей стороне будут студенты, полицейские и суды. Все силы на нашей стороне. Что мне до того, что подумает Бубо.

— Сила бывает и в слабости, — сказала Кара. — И Бубо сумеет наказать. Он хитер, как Яго, хотя сам он ничего не сделает. Он — администратор.

— Согласен, — сказал я, — и как администратор он ничего не делает сам, а уполномачивает для этого специалистов.

— Бубо может уполномочить не того специалиста, — возразила она.

Ее замечание навело меня на мысль о методах Бубо. На Земле такая же техника применялась, когда назначался администратор для управления неудавшимися филиалами, а затем провалившаяся деятельность филиала ставилась ему в вину.

Такие способы в отношении меня для Бубо были недоступны, если только Бубо существовал, так как я не был элементом его организации. Более того, я планировал вернуться через два года отсутствия с полномочиями, достаточными для перехвата всего управления планетой. И если тогда Бубо объявится и окажется благовоспитанным и подобострастным, то у меня в новом органе управления планетой нашлась бы административная работа для него, хотя бы в управлении производством керамики. Он мог бы стать вице-президентом, ответственным за испытания сантехнического керамического оборудования, например, унитазов.

Несмотря на пророчества Реда и незначительные трения, возникающие от моих выпивок, брак складывался удачно. У Кары были свои маленькие тайны. Она не рассказывала мне, какую роль она играет в Рождественском представлении, и не разрешала присутствовать на репетициях.

— Во мне будет все, что ты мечтал найти в женщине, Джек, мой любимый, и роль заставит тебя гордиться мною.

Она не пускала меня в кухню, когда готовила обед, на который были приглашены Ред и Тамара. Она хотела удивить меня рецептами, которые вычитала в микрофильмах земной поваренной книги.

А недостатка в выдумках у нее не было.

Чтобы прибрать к рукам полицейскую власть, я пригласил на обед Фрика, начальника полиции. Кара одобрила приглашение Фрика, но была против приглашения Нессера, которого я хотел пригласить, так как планировал использовать его как служку, когда открою свою первую церковь.

— Джек, я хочу быть довольной обедом, но не смогу проглотить ни кусочка с этим бородавкоголовым за столом.

— Но он очень горяч духовно, — доказывал я.

— Хорошо, — вспыхнула она, — меня радует пыл его духа. Но он любит все лапать, а у него липкие руки.

Ред попросил и получил разрешение пригласить Рено, проходящего подготовку на генерала центурионов, предназначенного нами в жертвенного агнца. Рено должен был играть в Рождественской инсценировке царя Ирода.

Декорум[99] приема был задуман Карой в лучших традициях земных вечерних приемов. В приемной мы угощались коктейлями и там же гости выразили восхищение по поводу харлечианского костюма, который Кара сконструировала и сама сделала для меня — тунику, глубокого космически-серого цвета с соответствующим суспензорием[100] туника свободными складками собиралась на талии синим флотским ремнем, а на левой стороне груди была украшена вышитым золотом словом "Карин", недвусмысленно объявляющим ее право на собственность. Тамара появилась в одежде, отличающейся от харлечианских фасонов еще больше, чем моя туника. Она была в платье, а не в тунике. Оно складками спускалось так низко, что скрывало все, кроме колышущихся бедер, а материал, который она потратила на юбку, с лихвой был возмещен материалом, сэкономленным на лифе. Он был вырезан так низко, что открывал верхушки ее основной области полноты. При виде моих ног Тамара взвыла по-волчьи:

— Если ты устала от него, Кара, предоставь его мне.

Мне показалось, что Ред с его узловатыми коленями, вовсе не обиделся на ее предложение.

— Я и сам предлагал ему орден Святого Георгия.

Фрик явился одетый по форме в свою синюю тунику со знаком власти и церемониальной дубинкой, пристегнутой к поясу. Генерал Рено пришел, красуясь формой, которую Ред придумал для центурионов, с золотыми звездами, сияющими на эполетах. Он был стройным парнем с очень большой головой, напоминавшей мне бюст Юлия Цезаря.[101]

Веселье началось с тамариной шутки, но глухо проявляющееся смутное настроение вскоре возвестило о себе, несмотря на коктейли. Среди студентов ходили разговоры, что лекции по религии после осенней четверти не возобновятся. Тамара опечалилась, а Фрик вознегодовал:

— Не думают ли члены правления, что студенты — дети? Странное замечание высказал Рено:

— Лично я полагаю, что этой планете не помешало бы немного иудейской твердости характера. Возьмите Давида.[102] Вот это был мужчина. Эта планета, если и нуждается в чем-то, то не в мире, а в мече.

— Ты прав относительно Давида, — согласился Фрик, — у него были правильные мысли. Вылез из строя, получай в рыло.

Мысль о том, что парням пришлось пользоваться персонажами Ветхого Завета в качестве примера, несколько опечалила меня, но, по крайней мере, они выбрали правильные примеры.

Ни в коем случае не следовало бы начальнику полиции или генералу брать пример с поведения праведника Иова.

Фрик проделал великолепную работу, выдолбив тюремный блок из четырех камер за своим полицейским постом, и я посоветовался с ним насчет алтарного склепа в южной стене моего кабинета.

Как разъяснил Фрик, в этом не было ничего сложного. Пространство выдолбить нетрудно и несложно приспособить лазерный луч, чтобы отглазуровать стены, которые после этого приобретут темно-пурпурный цвет — идеальный фон для белого креста. Удаление породы производилось автоматизированными уборочными механизмами. Холм севернее футбольного поля был создан именно из породы, убранной из туннелей.

Размышляя об устройстве алтаря, я услышал как Рено говорит Каре:

— По нашей логике мышления устройство детьми Израиля ловушки — понтонного моста и потопление фараоновских войск являлось обманным действием, но в то же время хорошим оборонным маневром.

Выслушав это замечание, я незамедлительно пригласил Реда в ванную, по старым земным обычаям, для удовлетворения собственных нужд, сопровождаемым мытьем рук.

— С каких это пор дети Израилевы наводили на Красном море понтонные мосты?

— Студенты логичны, Джек. Они не в состоянии постичь чудо — им не понять почему море разверзлось и пропустило детей израилевых и сомкнулось над головами войск фараона.

— Тогда как же ты сумел заставить их постичь ловушки и понтонные мосты при невоенизированном образе их мышления? К тому же, обучение военной науке запрещено.

— Я страхуюсь, Джек. Когда прелести твоего брака истощатся, ты можешь сломаться. И когда за тобой прибудут "Хариерсы", эти парни смогут защитить моего старинного приятеля.

— Ты думаешь, что я стану стрелять в представителей моей собственной расы?

— Зная тебя, Джек, как военного человека в воинствующей церкви, думаю, что будешь. Если твоему очагу, семье и алтарю будут угрожать войска Корпуса, разве ты не станешь стрелять?

— При таких условиях, и только при таких условиях, — согласился я, — не останется ничего другого, как пройтись заградительным огнем лазерных батарей по высаживающейся компании этих нахальных подонков и отправить их к черту на завтрак.

И вдруг я поразился своей собственной нехристианской страстности и энтузиазму. Но тут в дверь постучала Кара, вызывая нас.

— Моряки, за стол!

Мы прошли к столу, освещенному свечами и уставленному блюдами с горячими блинами с ломтиками бекона и кружочками масла. Рядом с каждой тарелкой стоял стакан белого вина, доставляемого с южного континента, а в центре стола стоял кувшин с патокой и круг деревенского сливочного масла.

— Ах, какой прелестный вид! — воскликнул Ред.

А я в равной степени разделял его восхищение и, после того, как мы подняли тост за здоровье хозяйки и гостей, мы взялись за поглощение блинов. Они были восхитительны, причем настолько, что мы с Редом взяли по второй порции, но как оказалось, это было лишь началом. Как только мы прикончили блины, Кара внесла дымящееся блюдо с зажаренными по южному способу цыплятами.

— Пища души! — воскликнул я.

— Тени брата Бена, — эхом откликнулся Ред. Невзирая на съеденные блины, я и Ред с жаром принялись за жареных цыплят и вот тут-то и произошел неприятный инцидент. Будучи одетым по образу харлечиан, я был голоног, а, как полагалось хозяину, сидел во главе стола между Карой и Тамарой. Поглощая блины я босой ногой нечаянно задел ногу Тамары. Я благопристойно отдернул свою ногу, засунув ее под стул, но немного позже, когда мы принялись за цыплят, уже ее нога коснулась моей. Сначала я воспринял это движение как неумышленное, пока она не начала легко и осторожно поглаживать своей ногой мою. Я постарался скрыть свой ужас, занявшись ножкой харлечианского цыпленка, тогда как пальцы ног Тамары, невидимые под столом, продолжали свое неуклонное продвижение.

Возможно, тому было причиной вино или мои щедрые комплименты по поводу цыпленка, но Кара тоже положила свою ногу на мою и стала любовно ее поглаживать. Каре вздумалось облюбовать лодыжку, тогда как Тамара ласкала колено. Я уткнулся в тарелку, в ужасе грызя цыпленка, потому что нога Тамары, лаская, опускалась вниз, а нога Кары поднималась вверх.

Встреча ног была неотвратима, а убежать в туалет или встать из-за стола по какому-либо другому поводу было нельзя, потому что Кара могла расценить это как отказ от ласки, и ее обида и гнев никогда бы не были умиротворены никаким правдивым объяснением.

Я принес в жертву Тамару. Две ноги встретились на полпути, на голени.

Не было сказано ни слова. Обе ноги слетели с моей так же бесшумно, как две прелестные птички,[103] разлетающиеся в разные стороны.

После продолжительного молчания Кара со сладкой улыбкой сказала:

— Тамара, не хочется ли тебе еще цыпленка? Может быть еще одну ножку?

— Нет, Кара, спасибо. Я предпочитаю бедрышко.

— У меня есть бедрышко, — сказала Кара. — Но может быть, тебе вырезать горло, или покрошить печенку?

— Может быть, учитель Джек предпочел бы немного побольше грудки? — сладко спросила Тамара.

— Ему хватает грудки! — выговорила Кара. — Но я бы смогла вырвать глаза. Только они — темные. Словно глаза свиньи, что валяется в первой же грязной и доступной…

Рука Кары поползла к винной бутылке, и тогда я понял, что положение становится слишком напряженным. Но по причудливому вмешательству судьбы в самые неожиданные моменты моей жизни, с того самого момента, как Ред обнаружил эту планету при помощи своих зеленых в горошек трусов, дверь распахнулась и вошли два полисмена в форме.

Сначала я предположил, что Фрик, желая придать обеду привкус спектакля, организовал это вторжение полисменов, но сержант выпалил:

— Шеф, в туалете-23 убит паренек!

— Я иду прямо туда, — ответил Фрик, вытирая губы тыльной стороной руки. — Вы простите меня, Кара? Служба!

— Конечно же, Фрик.

— Комиссар, — обратился ко мне Фрик, — мне никогда не приходилось иметь дело с убийствами. Не хотите ли вы…

— Я с вами, Фрик, — сказал я, вставая. — Это серьезное дело.

— Я тоже схожу, — сказал Ред.

— Ты останешься здесь, Ред! — приказал я. — Останешься здесь и проводишь домой Тамару.

— Джек, ты уйдешь, не попробовав главное блюдо? — спросила Кара.

— Дорогая, произошло же убийство!

— Убитый не воскреснет, а я приготовила твое любимое блюдо — свиные отбивные. Отбивные остынут.

— Неважно, дорогая, — сказаля; затем, охваченный внезапным вдохновением, добавил: — Я не охотник до свинины.

— Имя убитого — Крейл, — докладывал сержант по дороге. — Он изучал похоронную криогенику. Это был его первый семестр в университете.

— Не так уж много времени, чтобы приобрести врагов, — заметил я. — Вы были знакомы с ним, Фрик?

— У меня нет досье на него, — ответил Фрик, говоря со мной по-английски, — но я знал его в лицо. Приятная личность. Он сожительствовал с одной женщиной, как только появился здесь, и с той поры собирался остепениться, — он повернулся к сержанту. — Как он был убит?

— Удушение. Кто-то подобрался к нему сзади, когда он мыл руки. Они до сих пор мокрые.

— Сначала надо отыскать мотив, Фрик, — сказал я. С тех пор, как прекратились грабежи, поищем женщину, как говорят на Земле.

— У меня есть сведения о ней, — сказал Фрик; он повернулся к патрульному. — Беги во весь дух к жилищу Дори и разыщи ее. Приведи ее в полицейский участок, но не говори зачем.

— Дори была возлюбленной Крейла, — уточнил Фрик, когда патрульный сорвался с места и побежал по коридору.

— Сообщи ей о смерти поосторожней, Фрик. Она может надломиться от смерти парня.

— Только не Дори. Крейл был у нее одним из двенадцати.

— Разузнай их имена.

— Разузнаю, комиссар. Но я считаю, что убийцы Крейла среди них нет. У Дори мощный бедерный захват и ни один из ее любовников не рискнет на убийство Крейла.

Мы прибыли в туалет-23, охраняемый полицейским в форме, разговаривавшим с двумя работниками морга, которые с моторизованными носилками ожидали снаружи.

— Поторопись, пожалуйста, Фрик, — сказал один из работников. — Крейл был нашим одноклассником и мы хотим заморозить его как можно скорее.

— Ладно, скоро вы его получите, — сказал Фрик.

В первый раз меня обрадовало харлечианское отсутствие любопытства. Никакой толпы, скопившейся снаружи, и только внутри, рядом с телом, распростертым на полу туалета, стоял офицер. Тело Крейла, молодого белокурого студента, лежало на животе, но глаза его смотрели прямо в потолок. Шейные позвонки были скручены и голова была повернута на 180 градусов.

Патрульный отступил в сторону и Фрик остановился в нескольких шагах от тела и некоторое время разглядывал его. Потом он перешел в другой угол помещения и снова несколько секунд разглядывал тело. За сорок пять секунд он получил четыре изображения тела, запечатлевшихся в его мозгу.

— Все в порядке. Криогенщики, — позвал он, — можете отвезти его в холодильник.

— Тот, кто убил Крейла, должно быть, ужасно силен, Фрик, — заметил я. — У него явно перекручена голова.

— Нисколько, Джек. Давай я продемонстрирую. Встань там и прими такую позу, будто моешь руки.

Фрик указал на умывальник, отстоящий на три раковины дальше от того, которым пользовалась жертва и добавил:

— Теперь взгляни в зеркало, когда мимо будет проходить офицер.

Снаружи, в коридоре, раздался звук сирены на отъезжающих носилках и одновременно мимо меня профланировал офицер, якобы направляющийся к писсуарам, расположенным на дальней стене. Следя за ним я не увидел никакой подготовительной напряженности мускулов, но вдруг он взлетел с пола, поворачиваясь в воздухе, и легко достиг верхней части моих плеч. Одним движением он просунул свою правую ногу в мою подмышку и как рычагом поднял мою голову за челюсть внутренней частью стопы.

— Сопротивляйся, Джек, — потребовал Фрик.

Я попытался припомнить индейский прием, проводимый при помощи шейных мускулов, но парень легко преодолел сопротивление. Затем он отпустил меня и соскользнул на пол.

— Сомневаюсь, чтобы он смог сломать шею тебе, — сказал Фрик, — но харлечиане хрупче… Сержант, опыли зеркало.

Сержант достал из кармана туники бутылочку и брызнул струей порошка по зеркалу над той раковиной, где жертва мыла руки. Он перевернул бутылочку, и струя сжатого воздуха сдула излишек порошка, оставив на стекле ясно видимый отпечаток левой ноги.

— Я сделал вывод, — объяснил Фрик, — что убийца оттолкнул тело от раковины, чтобы предохранить колено или лодыжку от удара о водопроводный кран… Сделайте оттиск отпечатка.

Сержант набрызгал поверх порошка голубой коллоид из другой бутылочки. Пока мы ждали, чтобы коллоид затвердел, Фрик обратился ко мне.

— Какова мера наказания за убийство, комиссар?

— Смерть через повешение, — ответил я.

Я упростил ответ для студента, так как это было явно преднамеренное убийство, а мне не хотелось смущать Фрика различными обстоятельствами убийств.

— Повешение на общественной виселице, — добавил я. Как только сержант вырезал квадратный кусок коллоида, содержащий отпечаток ноги, и оторвал его от зеркала, Фрик пообещал мне:

— Джек, этого убийцу обязательно повесят.

— Фрик, — предостерег я его, — обсуждать дело не твоя работа. Твоя задача — схватить убийцу. Судьбу его решит суд. Если ты разыщешь его, не должно быть никакого насилия или запугивания заключенного. А когда ты будешь его допрашивать, должен присутствовать адвокат.

В моем собственном мозгу росли сомнения относительно легальности этого рискованного мероприятия. Я знакомил студентов со спорными судебными разбирательствами, с их помощью имитируя судебные действа, чтобы запечатлеть законные процедуры в умах студенческих трибуналов, имея в виду, в конечном счете, научить их защищаться от капризов администрации. Мы даже заключали в тюрьму на два-три дня нескольких правонарушителей судебным разбирательством, но я испытывал отвращение при мысли о повешении парня по приговору кенгуриного суда.

Я не мог действовать без полномочий, а единственным представителем власти, который мог бы подтвердить такие полномочия, если только он мог подтвердить их, был тот самый человек, чьи злоупотребления создали нужду в законе. Надо было идти к декану Бубо.

Мы с Фриком взглянули на отпечаток, снятый сержантом со стекла. Линии и завитки на отпечатке были ясными и четкими.

— Я не предубежден, Джек, но это вещественное доказательство приведет его к виселице. Нельзя уклониться от суда на этой планете.

По всей видимости, я должен был согласиться с этим, но оставалась еще задача найти виновника, чья нога соответствовала бы отпечатку, а также проблема полномочий по вопросу смертной казни.

— Заполняй ордер на арест, Фрик, я встречусь с тобой в штабе через полчаса.

Скорее для того, чтобы не погас энтузиазм моего студента к делу, я ничего не сказал ему о юридическом вакууме, в котором мы действовали, но немедленно направился в приемную декана Бубо. Для меня, моя задача была гораздо интереснее, чем убийство. Смерть Крейла предоставляла мне удобный случай доказать, что декан Бубо фактически являлся компьютерной системой.