"Повесы небес" - читать интересную книгу автора (Бойд Джон)

Глава восьмая

— Джек, ты что — рехнулся?

Ред не шутил. Он был смущен и сердит.

— Я влюблен, Ред.

— Не вижу разницы, — хмыкнул он.

Я пришел к Реду прямо со станции, сразу же после того, как простился с Карой. Я протолкался сквозь скопление сливовоглазых брюнетов, ожидающих в приемной Реда беседы по поводу рождественского музыкального спектакля и невыносимо пахнущих парфюмерией.

На этот раз не будет никаких детских ссылок на Устав, никаких возлияний с крепкими напитками. Я собрался перейти Рубикон[79] и теперь Реду придется либо пойти против меня, либо спасовать. Я был уверен — если дело коснется жизни и смерти, то Ред будет сражаться рядом со мной. Если же он не примет мою сторону, то оставался шантаж — у каждого из нас было достаточно компрометирующего материала, чтобы повесить друг друга.

— Идем со мной, — уговаривал я его. — Я могу сделать тебя светским королем этой планеты. Мне же от всего этого дела нужна лишь церковь… Из нас получится железная пара — король Ред О'Хара и архиепископ Адамс, первый примас[80] Первобытной методистской церкви на Харлече.

— Джек, это общество угасает со всей возможной быстротой. Я хочу разрекламировать литературу, призвать к порядку Бубо и дать немного смеха и развлечений этим баранам, но ты и я — люди, не знаю, к добру это или к худу. Эта планета — неподходящая остановка на жизненном пути к нашему предназначению. Если тебе нравится подземная жизнь, то проводи свои отпуска, добывая уголь в Западной Виргинии, а не среди этих лотофагов.[81]

— Но эти люди не были спасены…

— Так ты называешь их людьми?.. Джек, когда истечет предназначенный нам срок от двенадцати до шестнадцати месяцев, мы улетим домой, даже если мне придется вернуть тебя на Землю в смирительной рубахе. Твое мастерство космонавта куда дороже Земле, чем вся эта планета.

— Что мы получили на Земле? — спросил я. Наконец-то Ред ухмыльнулся.

— У меня в Джексоне остался белокурый ангелочек, а у тебя есть девочки мадам Чекод в Мэндэне.

— На Земле нет такой женщины, которая сравнилась бы с Карой по красоте, — отрезал я. — Я желаю ее по-честному, но не раньше, чем произведу священника в духовный сан. Мое дело, Ред, здесь — вывести эти заблудшие души из темноты и Господь обеспечил меня помощником в моем крестовом походе.

— Ты — сумасшедший! Если желаешь девушку — возьми ее! Только свистни и она прибежит к тебе, мой друг, — он был сердит и раскалялся все сильней. — Ты увидишь, что все они одинаковые, на Земле и в Небесах. Отличаются лишь те, которых я научил на курсе…, - он внезапно умолк; его мысль забуксовала на невысказанном слове и я ждал, задыхаясь от такого отъявленного цинизма.

— Джек, меня осенило! Налью-ка я в честь этого настоящего питья.

Я подождал, пока он лазил в свой стол и наливал какое-то крепкое пойло.

Он наклонился вперед, его ирландские глаза смеялись.

— Значит, ты влюблен, дружище. В Библии говорится, что лучше жениться, чем разочароваться, хотя можно жениться и, тем не менее, разочароваться. А что ты скажешь о настоящей законной свадьбе со всем гарниром: алтарем, свечами, мантиями, митрой и с хором, поющим "Те Deum"?[82]

— Только без всяких твоих латинских песен, — поморщился я.

— Назови свои собственные гимны… Ну вот, теперь я вижу все, и картина прекрасна. Твоя невеста, вся в белом, медленно шествует по проходу к алтарю. Потом жених Джек, в синей флотской форме со сверкающими звездами, преклоняет колени рядом с невестой перед алтарем. Медленно поднимается кубок, мерцающий в свете свеч с алтаря…

— Постой, парень, а где же ты возьмешь церковь?

— В гимнастическом зале, перед моей аудиторией по земным обычаям, фольклору и суевериям. Эта церемония произведет на студентов больше впечатления красотой и торжественностью земных обычаев, чем десять лекций.

— И кто же совершит эту "законную свадьбу"?

— Я. Как командир зонда, ты можешь назначить для команды капеллана. Устав Флота не регламентирует состав команды.

— Ты не моей веры, Ред.

— Неважно. Дай мне облачиться в мантию и я обвенчаю тебя любым таинством, какое выберешь, включая обряд супружества тробрайэндских островитян.[83]

— Это представление ничего не решает. Я люблю Кару и хочу соединиться с ней в освященном союзе и пребывать в нем, пока смерть не разлучит нас.

— Мне знакомо это чувство, дружище. Я прошел через это сам. Вот почему я имею право разговаривать об этом. Двенадцать месяцев супружества с милашкой приведут в чувство кого угодно. К тому времени ты запрыгаешь от нетерпения, дожидаясь удобного момента, чтобы вскарабкаться на борт корабля и отчалить куда глаза глядят, то есть к матушке Земле.

Согласно Уставу Флота Ред изрекал истину, но его слова отдавали медью, несмягченной звоном цимбал. Понадобится целых два квартала, чтобы обучить и посвятить в сан священника, но я перепояшу свои чресла[84] и дождусь. Я никогда не разрешу Реду использовать мою свадьбу в качестве наглядного пособия для лекций по земным обычаям, фольклору и суевериям, и мне было трудно вообразить менее подходящего священника для выполнения святого таинства бракосочетания, чем прелюбодей Ред.

— Никаких шансов, малыш, — сказал я ему, — ведь Уставом определяется, что капелланом может быть человек с адекватными религиозными убеждениями. Ты не годишься для этого назначения.

Я поднялся и вышел из этого притона разврата и вернулся в свой оазис целомудрия. В квартире, лишенной запахов нечестивой любви, я глубоко вздохнул и мое сердце забилось при воспоминании о поцелуе Кары, но в пустых комнатах музыка воспоминаний звучала, прямо скажем, неутешительно.

Очень хорошо, что мои курсы по земным системам законов начались именно тогда, когда они начались. Сдвиг среди студентов от общей безотказности к более ограниченному сексуальному поведению проходил не без некоторых шероховатостей и вывихов. Вошел в силу первый закон плотской экономики О'Хары — недостаток усиливает желание. Несколько парней пытались стать возлюбленными более, чем одной, самки. Такое вероломство сразу навлекло на них остракизм, но среди соперниц вспыхивали ссоры и они нередко вцеплялись друг другу в волосы. Хотя я смотрел на такие инциденты с тревогой, Ред относился к этому философски.

— Позолоти женщину четырьмя миллионами лет эволюции, а потом поскреби ее и все равно внутри наткнешься на женщину.

Самцы на Харлече были даже более послушны в присутствии самок, чем мужчины на Земле, но были способны на более буйные неистовства. Между ними часто вспыхивали драки ногами и Ред, пренебрегая университетскими правилами, расширил свои гимнастические курсы по боксу до 180 студентов и начал показывать матчи по телевидению по вечерам четвертого дня недели.

Затем начали поступать сведения о самках, пристающих к самцам в уединенных туннелях. Случались отдельные нападения. На стенах туалетов стали появляться непристойные рисунки. Чтобы противодействовать этим тенденциям, я с тяжелым чувством ввел в курс по ценностям лекции по сдержанности, самоконтролю и некоторым характеро-формирующим аспектам целомудрия. Но сведения продолжали поступать в большом количестве и, чтобы обуздать возрастающее насилие, я предпринял более решительные действия.

Ред вернул Драки обратно в университетский комплекс и устроил его у себя в приемной в качестве переводчика, не вызвав никаких комментариев со стороны декана Бубо. Я последовал примеру Реда и вызвал Фрика из срединных земель на должность начальника полиции, поспешно учредив уголовный суд, дополняющий карающую руку закона.

Так на Харлеч пришел не только закон, но и приказ.

Ред с энтузиазмом приветствовал мои новые полицейские силы. Некоторые студенты не годились для нашей деятельности: девушки, неспособные играть в драматических представлениях; юноши, неспособные участвовать в спортивных командах; и представители обоих полов, слишком непривлекательные, чтобы соревноваться в обществе возрожденного ухаживания. Ред увидел в моем полицейском учреждении новое поле деятельности для тех, кого он называл "слабаками".

И он посылал таких студентов ко мне на собеседование. Очевидно, он, не без основания, полагал, что если они лишены других качеств, то должны быть потенциально религиозными.

— Возьми их и сформируй по своему образу и подобию, Джек. Они могут стать ядром будущих женских и мужских монастырей.

Конечно, я бы предпочел не иметь дела с монахинями и монахами, но внимательно присматривал будущего священника, который мог бы продолжать распространять богослужение после моего отъезда. В самом деле, среди них нашлись подходящие студенты. Один из них, Нессер — так заинтересовался Священным писанием, что я дал ему ленты с курсом языка, чтобы он, научившись английскому языку, мог изучить Библию в оригинале. Предвосхищая будущее, я уже предвкушал обращение Нессера и его немедленное посвящение в сан, чтобы ускорить брак с Карой.

Когда прибыл Фрик, я дал ему микрозаписи по полицейским методам, допросу и процедурным вопросам. Ред тут же избавился от двенадцати центурионов, из числа самых неуклюжих, и отдал их Фрику для использования в качестве полицейских. Фрик сразу же отбраковал четверых и потребовал замены, да такой, чтобы никто из них не был чином ниже капрала. Ред забыл, что Фрик однажды был капитаном центурионов. Вновь назначенных полицейских Фрик сделал сержантами. Забракованных Фриком студентов я переоформил в адвокатов и передал четырех самок Фрику для произведения их в полицейские.

Кара все больше и больше становилась частью моей жизни. Мы обедали вместе и каждый день проводили вместе час после лекций в куполе обсерваторной башни. Ее безмятежность и красота давали мне тихое прибежище, в котором я мог отрешиться от раздражений и волнений дня.

В свою очередь, Кара выкладывала мне кучу информации о студентах, в большинстве своем, женскую болтовню, но от этого нисколько не менее очаровательную — в основном, о том, кто и чьим стал возлюбленным, а кто был отвергнут. От Кары же я узнал о первых успехах Фрика в качестве шефа полиции.

— Студенты уважают Фрика, — сказала Кара, — потому что он дает им затрещины, когда они ведут себя дурно.

Общение с Карой разрушительно повлияло на мои периоды медитации и молений.

Однажды вечером я собирался помолиться богу, как вдруг мысли о Каре вторглись с такой силой, что моление стало невозможным. Я сдался и пошел спать, но это оказалось таким же трудным делом. В полнейшем отчаянии, одетый только в харлечианскую тунику, используемую вместо ночной рубашки, босой, я пошел бродить по туннелям. Ноги бессознательно привели меня к спиральной рампе, ведущей в башню, и я поднялся в купол и оттуда — на балкон, стараясь обратить мысли к небесным узорам звезд и надеясь на терапию холодом.

Там, на балконе, под звездами я нашел ответ на более всего волнующую меня проблему. Мне следует жениться и, когда завершится срок нашего пребывания здесь, вернуться на Землю. Затем мне нужно будет посетить Вашингтон и навестить троюродного брата моей матери — управляющего алабамским филиалом. Его брат Лерой помог бы мне добиться в Межпланетном управлении колониями назначения администратором колонии на Харлеч. Через год я вернулся бы на Харлеч, на постоянную работу.

Весь престиж космического разведчика, который поможет мне получить назначение, конечно, исчезнет, но что значит для меня Устав в мире без Кары? За ее поцелуй я отдал бы больше, чем королевство. Я отдал бы Землю и, по крайней мере, семь галактик, которые космический разведчик должен облетать вдоль и поперек, прежде, чем его произведут в адмиралы.

Тем временем, мне надо умерить пыл любви к Каре, чтобы он не вспыхнул вожделением и не уничтожил меня. Я продумал и возврат к пьянству, как меру противодействия любви, но тогда могло бы статься так, что во мне мог возродиться старый мэндэнский синдром. Невинность Кары должна быть ограждена и образ поведения был мне ясен — я должен был прекратить свидания с ней на закате, уклоняться от интимной обстановки и отвергать все, кроме самых формальных отношений.

На нашем тайном совещании в шестой день харлечианской недели Ред реагировал куда сильнее, чем в тот раз, когда я потребовал совместного дезертирства.

— Что за дикая мысль! Лучше видеть тебя дезертиром, вычеркнутым из списков, как пропавшего без вести, чем превращенным в колониального администратора. Перестань-ка использовать религиозные абсолюты в качества пояса целомудрия и переспи с девушкой. При некотором везении мы смогли бы представить эту планету в Братство, миров.

— Права МУКа не распространяются на одинокие, но равные нам планеты, — указал я. — И тогда кузен Лерой, в силах которого помочь мне добиться назначения колониальным администратором, никогда не выбьет для меня должности посла. Он не в ладах с государственным управлением… Кроме того, мы не можем представить Харлеч на соискание статуса.

— Почему? Ты же преподаешь им право и обрабатываешь их Высшим Бытием. Юноши и девушки не наги и им предназначены раздельные туалеты.

— Здесь нет военных, — уныло сказал я, — Харлеч не сможет защитить себя от агрессоров.

— Защиту можно создать за шесть месяцев. Трилоны можно переделать в лазерные батареи и выбить любой космический флот за пределы галактики.

— Но это же будет нашим вмешательством!

— Нет, не твоим и не моим, пока мы работаем на МУК. Подумай лучше о том, что сделает МУК с этой планетой. Через шесть месяцев эти университеты станут заводами, производящими дешевые транзисторные радиоприемники, а наши студенты будут ткать ковры пальцами ног.

— Так ты не хочешь, чтобы здесь возникла колония? — в изумлении спросил я.

— Черт возьми, конечно, не хочу! Я — ирландец. Эта планета не создана для грязной империи писсуаров, производства ковров, пошлости и проповедников.

— Ты слишком забываешься, парень, — напомнил я ему, — даже для пьяного нищего ирландца. За одним исключением, эти отвратительные существа являются ходячими единицами обусловленного поведения, подчиненными капризам декана, возможно, даже не существующего… — здесь я спохватился. В гневе я выдал суть моих тайных размышлений и тут же поспешил отвлечь его внимание, — у них не больше шансов получить статус "хомо сапиенс", чем у земляных пчел. Твои разговоры — измена.

— Да, мой приятель-предатель. Ну кто бы говорил об обусловленном поведении! Да ведь тебе промывали мозги с того самого дня, как ты появился на Мэндэне.

— Я никогда так о тебе не думал, О'Хара, — укоризненно сказал я.

— Ты никогда не думал, Адамс. Тебя обрабатывали так, чтобы ты не думал. Так что, пойди и поразмышляй об этом, созерцатель.

— Я ухожу, — сказал я, — но не произноси ни слова. Еще одно крамольное замечание и твой курс будет обучаться обряду земных похорон, твоих похорон.

Я соскользнул со стула и отступил, сжав кулаки и приготовившись к нападению, но к чести Реда, он не сказал ни слова. Несколько минут спустя я раздумывал и не только над тем, что он сказал, но и над тем, чего он не договаривал. Сдерживал ли он свой язык из страха передо мной, или из опасения того, что я в гневе совершу какое-либо действие, которое подвергнет опасности мою душу? Я никогда не мог понять Реда.

Его слова, хотя и высказанные в гневе, взволновали меня. Я не был автоматом. Космонавты не проповедуют Слово, к тому же я, тоже считал этих существ равными людям. И все же я воспользовался бы любыми технологическими достижениями, а таких было много, которые привели бы к потере любых прав харлечиан на совместные права с хомо сапиенс.

Для добра и по моим личным причинам Харлеч должен стать колонией Земли.

Предпринимая следующий шаг, я, не задерживаясь на политических мотивах, изложил свой план Каре, объяснив лишь, что мне нужно будет оставить Харлеч и вернуться обратно в конце года. Она внимательно слушала, пока я объяснял ей, что больше не могу видеться с ней, разве что только по официальным причинам, таким, как, например, лекции.

Хотя мое решение удручало ее, она выслушала его довольно храбро.

— Любовь не изменяют краткие часы или недели, — только и сказала она, — наоборот, они подтверждают ее даже на краю гибели.

— Слава небесам, — сказал я по-английски, так как на ее языке «небеса» означали "Харлеч", — за твой всепонимающий ум. Ред хотел обвенчать нас без проволочек.

— А может ли учитель Ред обвенчать нас? — спросила она.

— По закону, да. По духу, нет… Кара, как моя жена и плоть от плоти моей, думаешь ли ты, что сможешь остаться верной мне в мое долгое отсутствие?

— Я отправлюсь, мой любимый, в уединение, в лососевый рыбопитомник. Хотя любовь — уже не любовь, если она меняется, когда обнаруживается измена, но я не могу понять этой стороны твоего духа. Если твоя любовь ко мне духовна, как ты говоришь, почему мы не можем посидеть и поговорить о любви?

Ее английская речь, в духе "мыльных опер" очаровала меня; очевидно в увеселительной среде любимцев Реда выросли довольно сносные писатели, но я перешел на харлечианский язык, чтобы ей было понятней.

— Повелевать должен мой дух, но моя плоть слаба.

— О! А я думала, что твоя плоть сильна.

— В этом-то и проблема. Когда я возле тебя, я хочу, дословно, слиться с тобой, и я мог бы это сделать, если бы ты повелела, но дух говорит мне, что это было бы нехорошо. И все же голод моей плоти может взять верх над духом.

— Значит, повелевает плоть, а твой дух — слаб.

— Нет. По временам они почти равны. Ты видела матчи, устраиваемые Редом по телевидению? — стал объяснять я, упрощая проблему до простейших понятий. — Представь себе будто мои дух и плоть борются в одиннадцатираундном матче. И дух и плоть выиграли по пять раундов. Одиннадцатый раунд — решающий. Оставь меня в покое до дня нашего бракосочетания, и этим ты окажешь помощь боксеру-духу. С твоей помощью я смогу нокаутировать плоть.

— Но, Джек, любимый, меня притягивает как раз плоть.

— И ты позволила бы мне лишить тебя невинности раньше, чем мы дали бы друг другу клятву? — в ужасе спросил я.

— Да, — ответила она.

Ее ответ, одновременно честный и кокетливый, заставил меня улыбнуться.

Но лицо Кары внезапно опечалилось. Она встала и сказала:

— Но если ты желаешь, чтобы я помогла твоему духу, то из великой любви к тебе, я помогу своему врагу. У меня есть то, что, я полагаю, ты называешь страхом, — я боюсь, что ты можешь оставить меня и никогда не вернуться, а я хочу тебя и как женщина, и как дух; познать тебя, как только возможно, пока я могу. Не потому, что я сомневаюсь в твоей любви ко мне, а потому, что в космосе есть опасности. Твой корабль может погибнуть в потоке антиматерии.

— Где ты узнала об антиматерии?

— В библиотеке. Уж раз моим любимым стал звездный моряк, я пожелала узнать побольше о его призвании. В давние времена, в далеком далеком прошлом с Харлеча отправлялись звездолеты.

Мое изумление было так велико, что я даже не заметил, как она вышла за дверь. Если то, что она сказала — правда, а эти существа не лгали, то ее планета была настолько развитее Земли, что для этих существ Ред О'Хара и я должны были казаться обезьяночеловеками. И тем не менее, благодаря своей мягкости, культуре и цивилизованности, они приняли нас и даже полюбили.

Теперь же по безжалостной логике обезьяньего империализма, они будут порабощены, и я буду главным инструментом их порабощения. Я был рабом этой логики куда больше, чем любой землянин, так как должен был улететь и прилететь снова. Из первобытной пещеры я воспарил в облака и в джунглях мне стало тесно. Обезьяночеловек с Земли, Джон Адамс научился любить и полюбил ангела с небес.[85]

Я первым позвонил Реду, чтобы извиниться.

— Я сожалею, что обозвал тебя нищим ирландцем, Ред.

— Ты бывало называл меня хуже.

— Еще одно, Ред. Зачеркни все, что я говорил о харлечианах. Возможно, это мы не заслуживаем общечеловеческого статуса.

— Я бы не заходил так далеко в своих выводах.

— Прими мое смирение, Ред.

— Ладно, Джек. Тебе это иногда полезно.

— Только без дерзостей! Я стараюсь подставить другую щеку. В духе христианского братства.

— Никаких проблем. Я всегда любил тебя больше, чем своего брата — пьяницу, избивавшего свою жену.

— Не отталкивай меня, Ред. Я же пытаюсь смириться. Я временно прервал отношения с Карой.

— Подумаешь. Выйди в коридор, стань у подвижного тротуара и хватай любую другую. Они все хороши. Некоторые даже лучше, чем остальные.

— Но я люблю только Кару.

— Раз уж ты в таком любовном настроении, встретимся в баре. Есть повод выпить.

— Что за повод?

— Я присуждаю тебе Крест Святого Георгия.

— Ах ты, грязный ирландец! — проревел я. — Заткни свою бляшку в…

— Ну вот, теперь ты больше похож на Джека Адамса. Итак, мы помирились и принялись обсуждать древность происхождения харлечиан, но Ред ни разу не поднял вопроса о представлении этих существ Братству миров. Он понимал, что его предложение в свете законов было неправильным и он, интуитивно, признал мое решение колонизовать планету и предоставить полные и официальные гражданские права моей жене Каре, если женитьба сможет поставить ее в один ряд с человеком.

Но мои предварительные планы полетели кувырком и причиной этого стала сама Кара.

Поздно ночью, одетый лишь в одну ночную рубаху, я читал в библиотеке, чтобы успокоить свою кровь и плоть антисептиком в виде кибернетики, как вдруг мне показалось, что в приемной кто-то ходит. Это встревожило меня, но не испугало. О грабежах на Харлече никто не слыхивал, так как все было бесплатно, но, несмотря на усилия Фрика, росло количество изнасилований. И хотя я не боялся этих существ, гораздо более слабых, чем я, я нагнулся, выключил настольную лампу и подкрался к двери. Я тихо повернул ручку и распахнул дверь.

Едва различимая при свете кабинетного ночника, как силуэт, передо мной стояла Кара, приготовившаяся постучать в дверь.

Она была закутана в легчайшую мантию — такую прозрачную, что хотя она и прикрывала ее, но не скрывала прелестей чудесного тела.

— Кара?! — еле выдавил я ее имя.

— Я пришла отдаться тебе, Джек, мой любимый, — спокойно проговорила она.

Управляемый социальными привычками землянина, я поклонился, включил верхний свет и отступил в комнату.

— Входи. Тебе должно быть холодно?

— Холодно?

— Что ты делаешь в комплексе так поздно ночью? И как ты добралась сюда в одной лишь мантии?

— Я сняла квартиру в туннеле, Джек, чтобы быть поближе к тебе.

— Тогда почему ты не в постели и не спишь?

— Я пыталась, Джек. Дух повелевает мне спать, но плоть слишком полна страстного желания. И вот я пришла к тебе.

— Детка, мы же не женаты!

— Тогда поженимся сегодня ночью, а завтра разведемся.

— Нам нужен священник.

— Тебе нужен священник, Джек. А мне нужен только ты.

— Я не смею лишить тебя невинности без женитьбы.

— Ну тогда, — вспыхнула она, — я лишу невинности тебя!

— Это грех, — хрипло сказал я, видя как трепещут ее ляжки и дрожат пальцы ее ног.

— Разве грешно быть изнасилованным?

— Для изнасилованного — нет, — ответил я. — Но грешит насильник, а грешники горят в аду.

Я придвинулся к ней, положив руки на ее плечи, глазами умоляя о пощаде. Рубашка на мне распахнулась. Я почувствовал, как взлетела вверх се нога, скрытая от глаз складками туники.

— Лучше гореть там, чем здесь, — выпалила она и, как предсказывал Ред О'Хара, я почувствовал пальцы ног харлечианской женщины.

— О-о… ты высказываешь… свою любовь ко мне… не только глазами… Джек… и я предаю свою душу аду! — отрывисто проговорила она.

Ее нога обвила мою ногу ниже бедра, вторая нога обвилась вокруг туловища, и я почувствовал, что держать ее не так уж трудно, когда она откинулась назад, словно положив голову на невидимую воздушную подушку.

— Кара, я никогда не отвергал мою лю… милая… пупсик… сладость моя…

Я не мог больше ничего произнести — от происходящего захватило дух. И в то время, как перед Карой открылись врата Ада, передо мной раскрылись Небеса и я пенял, что во мне навсегда останется след от красоты и необыкновенности девушки моей мечты.

Ночью вполне хватает самих ночных грехов и на что-нибудь другое не остается времени, поэтому я не смог определить, удовлетворяет ли она статье Устава Флота о коитусе "лицом к лицу". Схематически, я был вертикальной поперечиной в фигуре в виде буквы Т, положенной на бок, и не мог определить, составлял ли я с горизонтальной перекладиной, которой являлась Кара, угол больше или меньше девяносто градусов.

По-правде говоря, мне было совсем не до эмпирических наблюдений; я был слишком одурманен любовным угаром, но признал справедливыми мотивы, вдохновившие Реда на учреждение Креста Святого Георгия, и удачность его выражения: "хорохориться, как горизонтальная кофемолка".

Наконец, Кара начала прогибаться в талии, свешивая голову до пола. Как только мышцы ее ног расслабились, я освободился и нежно уложил ее в кресло. Она начала плакать и я поцеловал ее в лоб.

— Поплачь, милая девочка. Слезы смоют стыд, а покаяние поможет искупить твой грех.

Кара заплакала навзрыд, но для ее бесчестия имелось противоядие. Я позвонил Реду. На мой звонок отозвался сонный раздраженный голос.

— Ред, это Джек. Я только что поимел Кару!

— Нахальство! И ты посмел разбудить меня в такую позднюю пору, чтобы поделиться этим пустяком?

— Нет, мальчик. Я уговариваю Кару, назначаю тебя капелланом и приказываю тебе сегодня же ночью обвенчать нас.

— Заткнись со своими приказами! В любом случае, тебе надо заполнить Форму 2186-ц… в двенадцати экземплярах… а формы находятся на борту корабля.

Он держал меня в руках! Я совсем забыл о предписаниях.

— Джек? — Ред уже начал просыпаться. — Да.

— Это не к спеху. Оглашение имен вступающих в брак должно быть опубликовано…

— Но не в твоей новомодной церкви, — поспешно прервал я его. — Я назначаю тебя методистским[86] капелланом.

— Ладно, идиот! — теперь он проснулся окончательно. — Хотя это вынужденное бракосочетание, но мы сможем выдержать все в нужном стиле. Милашкам понравится официальное венчание… Как ее зовут?

— Кара.

— А-а… блондинка. А она подходит под статью "лицом к лицу".

— А ты разве не разобрался в этом? — спросил я, несколько озадаченный.

— Я пытался, еще до того, как ты решил колонизовать планету. Впоследствии же, я не пожелал рисковать, чтобы мне по этой причине не размозжили бедренные кости… Если она не сможет "лицом к лицу", то мне нельзя будет совершить бракосочетание… Но будь осторожен! Они при этом страшно напрягаются, а при их дьявольской силе… Если ты можешь сделать еще один заход, то упрись локтями в ее живот, хорошенько ухватись за плечи и гни ее к себе. Отклонение в три градуса следует считать соответствием статье. Рыдания в кресле стали громче.

— Ред, она плачет все надрывнее. Боюсь, у нее начинается истерика. Что делать?

В трубке раздался спокойный и твердый голос Реда.

— Она у тебя на столе или на полу?

— Ни там, ни там. Она свернулась в уголке кресла.

— Не знаю, Джек. Обычно, я кладу их на пол, ложусь рядом и плачу вместе с ними… Вот теперь я ее слышу. Джек, ты добился потрясающего успеха! Да я за одну единственную слезинку награждаю Крестом Святого Георгия. Она же получит целый куст кленовых листьев… Послушай, у меня есть идея! Ляг с ней в постель и проверь, подходит ли она по статье, пока она будет спать.

Я бросил трубку, частично от охватившего меня отвращения, частично для того, чтобы устроить Кару поудобнее. Образно говоря, О'Хару больше интересовали результаты, чем средства, и к тому же больше техника, чем мораль. Я же в данный момент был озабочен Карой, нуждающейся во мне.

Я сел на отоманке перед ней и взял ее за руку.

— Дорогая девочка, не пугайся. Раз уж твоя душа осуждена, то утешся, ведь я буду всегда с тобой — я вымолю осуждение и себе.

Она храбро пыталась улыбаться сквозь слезы.

— Я плачу потому, что я так счастлива, — прорыдала она. — На твоих волосатых бедрах очень трудно держаться, но я люблю тебя, пупсик.

Поздним утром я все же зачислил Кару в представители человеческих рас, по крайней мере, в одном отношении. Несмотря на подложенные на бедра подушки, синяков избежать мне не удалось. Зато я установил ее соответствие статье. Но ничто хорошее не достигается без борьбы, а Кара в сравнении с земными женщинами была тем же, чем скрипка Страдивари по сравнению с гитарой.

В паузе, во время прощальных поцелуев, уютно устроившись в моих объятиях, она поразила меня замечанием:

— Джек, режиссеру Реду не нравятся блондинки. Он не дает мне даже малюсенькой роли в рождественской пьесе, а мне так хочется сыграть в ней. Ты думаешь, он обвенчает тебя с блондинкой?

— Обвенчает, — ответил я, — и ты получишь роль в инсценировке.

— Это был бы чудесный свадебный подарок, Джек, — промурлыкала она, прижимаясь ко мне.

Ее замечание встревожило меня своим подразумеваемым смыслом. Хотя я родом из Алабамы, я не верю в разделение людей по цвету кожи. Все мы — дети Бога, и блондинки так же хороши, как и брюнетки. Оказывается, Ред — расист и фанатик.

После долгого общения с О'Харой, я знал не хуже других, как сторговаться с ним. После того, как на следующий день, в своем кабинете, я привел его к присяге, как капеллана, он готовил выпивку, а я гнул свою линию с позиции силы.

— Ред, я не хочу никаких твоих папистских ритуалов, покушающихся на достоинства этого бракосочетания. Алтарь и свечи хороши, не мешало бы еще несколько певцов. Но мне не нужны ни хор, исполняющий «Messiah» Генделя,[87] ни церковные регалии — для службы вполне достаточно простой пурпурной рясы и символа креста в демонстрационных целях.

Ред откинулся назад и задумчиво воззрился на меня.

— Джек, я люблю тебя больше своего брата-пьяницы, потому что ты уникален среди людей. Ты уникально непреклонен, самодоволен, ограничен и, к тому же, религиозный фанатик.

— Парень, ты не терпишь фанатиков? — спросил я.

— Фанатиков и протестантов, — ответил он.

— А блондинок? — уколол я его.

— Это предвзятость, а не фанатизм.

— Почему же ты исключил блондинок из рождественской инсценировки и отказал Каре в роли?

Он взглянул на меня и по его глазам я увидел, что он готов обсудить этот вопрос.

— Отличительной чертой продукции О'Хары является реализм и внимательное отношение к деталям. Слышал ли ты когда-нибудь о белокурых еврейках?

— А кто на Харлече вообще когда-либо слышал о евреях?

— Я мог бы ввести Кару в хоровую капеллу, — задумчиво сказал он, оставив без внимания мое замечание, — вместе с вифлеемскими девами, но ей придется покраситься.

— Ты не сунешь этого ангела в хор проституток, — постановил я. — А вот как насчет роли Богородицы?

— Господь Бог распределил уже эту роль. Богородицу играет Тамара.

— Девушка с бедрами?

— Точно.

— Здорово, парень! — взорвался я. — Если ты сможешь заставить слушателей этого университета считать такую бабенку девственницей, то Кара смогла бы сыграть младенца Христа.

— Я снял Тамару с камеры… послушай, Джек, есть идея! — он возбужденно устремился ко мне. — Я могу написать для твоей супруги такую естественную роль, что она превзойдет Богородицу.

Встревоженный его явно неподдельным энтузиазмом, я отступил:

— Только одно, Ред — я не хочу, чтобы в ее роли не было даже намека на стриптиз.

— Джек, тебе понравится ее роль; по крайней мере, она не оскорбит твоей набожности. Вот что, я не позволю тебе взглянуть на нее до Рождества. Это будет моим подарком тебе. Конечно, это потребует от нее усердия, большого усердия.

— Я принимаю твое великодушие, парень. Ну, так что тебе понадобится?

А хотел он немало: ризу, митру, четырех престольных служителей, одним из которых намечался Нессер, хор из двенадцати голосов и распятие за алтарем, который должен осветиться, когда я провозглашу громко и отчетливо:

"Я согласен!".

Кара была в экстазе. По моему требованию виртуозные ремесленники Харлеча изготовили золотое свадебное кольцо с десятикаратовым бриллиантом. Фрик в голубой форме и эполетах комиссара полиции, стал моим шафером. Кара в белой минитунике с фатой была фантастична и, когда ее подружки расчувствовались, я первый раз на Харлече увидел слезы на глазах публики.

Когда за алтарем осветилось распятие, харлечиане зааплодировали. Затем мы преклонили колени перед алтарем и были провозглашены мужем и женой; нас благословил епископ О'Хара, окропивший нас святой водой, символизирующей баптизм моей жены в методистской вере. Ритуал стал еще одним триумфом О'Хары и, надо отдать должное, превратился в прекрасную и волнующую церемонию, которая к тому же, была передана по телевидению. Мы — Кара и я, поднялись и прошествовали, сопровождаемые музыкой, по боковому проходу под вознесенными вверх дубинками полицейских Фрика.

Кара и я не планировали медового месяца, так как все туннели были одинаковы, а поверхность планеты была покрыта глубоким снегом и, как оказалось, хорошо, что не планировали. Снаружи, в коридоре, ожидали два посланца в черных туниках. Они принесли розовые полоски от декана для меня и Реда.

Я принял полоску и принялся читать ее, в то время как второй посланец проталкивался сквозь поток зрителей к Реду.

Кара встревожилась.

— Тебя и Реда не отчислят, но розовая полоска от декана всегда не к добру. Он хочет вас наказать.