"Элла Никольская. Русский десант на Майорку (криминальная мелодрама в трех повестях, #1) " - читать интересную книгу автора

Спросила она меня как-то и о фамильном портрете. Долго разглядывала, а
потом спросила. Я подробнейшим образом изложил всю историю, в том числе и о
том рассказал, как женился, и как после смерти жены в архивах рылся. Она
расспрашивала, будто приключенческую повесть слушала, сочувствовала
сердечно. Я и сам тогда представлялся себе достойным сочувствия, хотя к
тому времени все уже отболело, отгорело, отошло, и был я благополучен и
отнюдь не одинок, а трогательную историю рассказывал как хорошо заученный
урок. Норовил все же заинтриговать девочку, хотя и не помышлял о новом
браке.
А все ж женился. К тому времени я все о себе рассказал, да и о ней
вроде все знал. Детдом, школа-десятилетка, последние классы - в вечерней
школе. Болела часто, врачи сказали, что среднеазиатский климат ей не
подходит, лучше уехать. Здесь квартирная хозяйка - старуха, родственница
каких-то знакомых - прописала её временно при условии, что она найдет себе
работу. Вот она и устроилась по первому же прочитанному объявлению. Живет у
этой старухи, платит половину своей зарплаты. К хозяйке часто приходят
гости - такие же древние, играют в преферанс. А комнаты смежные, она - в
проходной. И вечерами часто уходит из дому, но пойти некуда, я -
единственный знакомый во всей Москве... И как-то однажды она осталась у
меня. А месяца через полтора сообщила, что ждет ребенка.
История - банальнее некуда. Но на это и ловятся стареющие холостяки
(впрочем, не только холостяки). Синие глаза, собственное красноречие, умело
подогреваемое, перспектива обрести наследника. Не похожа была Зиночка на
хищницу, видит Бог. Тоненькая такая, грустная, нетребовательная. А кто
похож? Золушка бьет на жалость и получает все.
Эта последняя глубокая мысль принадлежит уже Конькову. Он выслушал мой
рассказ, не перебивая, а когда я закончил, помянул Золушку и задал один за
другим кучу вопросов:
- Еще что-нибудь случилось такое, из ряда вон? Ну как с этим
музыкантом? Как он, кстати, выглядел? Потом нигде тебе не попадался? Может,
встречался где-нибудь?
Надо же, кем заинтересовался! А он дальше со своими вопросами:
- Зина не захотела портрет снять? Ревность, мол, или ещё что? Давай,
дескать, его перевесим...
И ещё о чем-то спрашивал, к делу также не относящемся. Насторожился,
когда припомнил я, как Зину, когда она была беременна, перед самыми родами
женщина незнакомая напугала. Мы пошли в ГУМ, там я задержался у какой-то
витрины и только издали увидел, что женщина - с виду провинциалка, скорее
всего, но не цыганка - вцепилась в Зину, твердит что-то настойчиво, глядя
ей в лицо, а Зина отворачивается, выкручивает руку, пытаясь освободиться.
Вырвалась, наконец, я перехватил её, когда она побежала:
- Постой, детка, куда ты? Успокойся. Что она от тебя хочет, эта тетка?
- Не знаю. Пойдем, пойдем отсюда, - Зина задыхалась, я вывел её на
улицу. Женщина осталась в магазине, крикнула нам вслед что-то
невразумительное. Какое-то слово. Лица её я не запомнил.
- Психов в Москве развелось до черта, - прокомментировал мой рассказ
Коньков, - Что все же она крикнула - не вспомнишь?
- Вроде имя какое-то. А может, и не имя...

ГЛАВА 2. ПУТЕШЕСТВИЕ В ОБЩЕСТВЕ СУПЕРСЫЩИКА