"Элла Никольская. Русский десант на Майорку (криминальная мелодрама в трех повестях, #1) " - читать интересную книгу автора

некуда - в музей какой-нибудь поздновато. Это было основное мое занятие в
свободное время - ходить по музеям. Особенно нравились мне музеи-квартиры.
Непрошеной гостьей побывала я у Толстого в Хамовниках и в чеховском
"комоде", у Достоевского в больничном флигеле и у Герцена в Сивцевом
Вражке... В темных комнатах всегда малолюдно, не то что на выставках. Полы
навощенные, старинные фотографии на стенах, картины... Это Барановский
приохотил меня к старинным интерьерам. С его слов я узнала об их
существовании и научилась, разглядывая, скажем, картину, замечать не только
фигуры и лица, но и кресла, диваны, двери, окна, и ещё то, что за окнами, в
самой глубине.
Наша квартира на окраине Майска, в стандартном пятиэтажном доме была
как у всех. Переехав к родителям, я долго ещё тосковала по дому дедушки
Хельмута, по его немецкому уюту.
Сидя с ногами в изрядно продавленном кресле с высокой спинкой в
ожидании, когда проснется больной, я вспомнила, как во время одной из наших
поездок в Ленинград Барановский показал нам с мамой два окна в третьем
этаже старого дома, расположенного прямо на Исаакиевской площади, слева от
собора: вот, смотрите, моя бывшая комната. Высокие окна выглядели давно
немытыми, одно из стекол треснуло и заклеено бумажной полоской, к тому же
двор, в который мы проникли сквозь длинную, темную, как труба, подворотню,
оказался похожим на колодец. Словом, мне вовсе не понравилось бывшее, столь
часто упоминавшееся им жилье. К тому же от него самого я знала, что это
была всего лишь большая комната в бывшей барской, а впоследствии
многонаселенной коммунальной квартире. Но в глазах его, воздетых к третьему
этажу, я подметила неподдельную грусть.
Будучи плохой дочерью, нисколько я его тогда не пожалела. Ни тогда, ни
после... Не те у нас отношения - я и папой не могла его назвать, как мама
не просила... Все, та жизнь кончилась, я никогда больше не увижу
Барановского. А маму? И её, может быть, тоже, хотя думать об этом
страшно...
Человек на диване задвигался, застонал во сне. Я подошла: не надо ли
чего?
- Вы ещё здесь? - удивился он.
Жар явно возвращался, лицо его пылало. Я приготовила ещё чаю,
поставила рядом с тахтой на столик, дала ему таблетку аспирина и
приготовилась уходить: темнело, побаиваюсь вечерних пустых электричек.
- Хотите, я приду завтра? В воскресенье? Приготовлю обед...
Его рука была горячая.
- Приходите. Только обеда не надо - а так приходите.
Мне и правда хотелось прийти снова. У меня не было никаких знакомых в
Москве, и вот появился дом, куда меня приглашают. Ну хоть ненадолго, по
делу - все равно.
Так продолжалось с неделю - у Всеволода Павловича оказалось воспаление
легких, его даже хотели забрать в больницу, он не согласился, сказал врачу,
что вот, мол, есть сиделка.
- Уколы умеете делать, сиделка? - спросил пожилой врач.
- Не умею, - призналась я, как бы не замечая подмигиваний и кивков
больного, - Зато могу готовить. Что ему сейчас полезно? Вы же сами сказали,
что самое трудное позади и теперь нужен только уход...
- Бульон куриный, фрукты, свежий творог. Но это - во вторую очередь.